Сердце самой темной чащи - Оксана Олеговна Заугольная

– Так может, ему и вовсе все равно было? – не отставала Василиса.

– Может, и все равно, – не спорил череп.

И так на каждый вопрос!

Одно радовало Василису: земля под ногами была твердой, а мелкие твари разбегались под лучами света из глаз Найдена. С черепом на дрыне идти и впрямь стало куда легче!

Василиса уже осмелела и прикидывала, успеет ли она за этот день дойти обратно, чтобы вернуться вслед за черным всадником к Кощею, как услышала шум, словно что-то довольно крупное ломилось сквозь кусты.

– Медведь! – ахнула Василиса.

– Упырь? – предположил Найден и моргнул – на мгновение перестал светить глазами.

В этот момент из кустов и вывалился человек.

– Упырь! – пискнула Василиса и направила на него светящий глазами череп. И тут же разглядела, что никакой это не упырь, а царевич. Не тот, что на болота полез за царевной, – другой. Но царевичи все были похожи друг на друга, а на упырей – нет.

– Царевич я, – дрожащим голосом произнес незнакомец и стиснул в руках лук, подтвердив Василисины догадки. – А ты кто, красна девица, почто одна по лесу плутаешь?

– Она не одна, – клацнул челюстями Найден, заставив царевича сильнее вцепиться в свой лук и отступить в кусты.

– Я Василиса, иду к Кощею, – решила признаться Василиса: уж больно устрашающе выглядел царевич, торчащий из кустов. А ну как выстрелит! А Василиса не Кощей – от стрел не заговоренная! Погибнет тут в Навьем царстве, и не дождется ее батюшка вовсе.

– Царевна? – царевич снова вылез из кустов.

– Нет, – качнула головой Василиса. Оглядела себя даже, чем она на царевну похожа? На руках кожа от жара Солнца полопалась, ноги в ссадинах, платье грязное, коса и та вся растрепалась.

– Ну хоть лягушка? – не отставал царевич. Василиса ахнула от возмущения, даже слезы от обиды выступили.

– Ты, может, и царевич, а дрыном по голове все одно больно будет! – пригрозила только, чтобы совсем не расплакаться.

Лягушка, ну надо же! Не так уж она и измаралась, по лесам шастая!

Царевич дрына не испугался, закручинился только.

– Что же делать? – вздохнул он и кудри знакомым жестом пригладил. – Может, ты хотя бы та красна девица, что Ивану советом помогла? Он тоже про черепа все блажил, только по его памяти их больше одного было.

– Какой еще Иван? – Василиса нахмурилась, а дрын покрепче сжала. С ним как-то было спокойнее.

– Как «какой еще Иван»? – возмутился царевич. – Царевич-младший, что ж ты темная такая!

– Буду я еще царевичей запоминать! – Василиса хоть и смутилась, а виду не подала. – Вас тут в лесу как грязи, ходите и ходите, пройти нигде нельзя, чтобы в царевича не уткнуться!

– Ну да, а Кощей один, – пробормотал под нос череп, но Василиса ударила дрыном об землю, и Найден замолк.

Царевич этого не услышал или же виду не подал, кто этих царевичей разберет! Только вздохнул еще горше и спросил:

– Может, ты хоть место знаешь, где Иван лягушку свою нашел?

Вот тут Василиса и поняла, про какого Ивана толкует царевич. Да того же самого, что кобылицу свою оставил на дворе Кощеевом и в болото полез! Кощей еще возмущался, что кобылицу эту поди прокорми, столько она ест. Грозился зачаровать, чтобы сама на чужие поля летала и там овес топтала. Знать, царевич этот не потоп и лягушку ту самую нашел, зря Василиса про него думала плохо, будто сгинет он в болотах.

А царевич сильнее закручинился и продолжил:

– Его лягушка как оземь ударилась – царевной обратилась. До того красивая и работящая оказалась, будто и не царевна вовсе! Только ведь не станет Кощей нецаревну на болоте в лягушачьей шкурке прятать, верно?

– Верно, – согласилась Василиса, – Кощей не таков. Прятать точно так не будет, разве что потеряет.

– Ну вот, – обрадовался царевич. – Может, там еще одна такая царевна есть? А то я уже и камень нужный прошел, повернул правильно, коня потерял…

– Какой камень? – не поняла Василиса. Сроду никаких камней не стояло на дороге, это же она просто так Ивану сказала, чтобы тот с конем в болото не полез!

– Ну точно сбывается то, что ты говоришь, – пробормотал Найден. – Только не все.

– Я уже заметила, – мрачно буркнула в ответ Василиса и зашептала, глаза прикрыв: – Пусть Кощей меня найдет, пускай он меня полюбит!

Ничего не происходило. Только тени, и без того закрывающие свет, тянулись и становились все длиннее и мрачнее, да огоньки чьих-то глаз сверкали за деревьями. Царевич же окончательно выбрался из кустов, нашел какой-то пенек и сел проверять тетиву, не ослабла ли, не отсырела?

– Не работает, – заметил Найден, устав от Василисиного шепота.

– Сама вижу, – яростно прошипела ему Василиса, а царевич снова пригладил кудри и откашлялся.

– Гляжу на тебя девица, уж больно ты хороша, ликом где надо бледна, где надо румяна, коса длинна, а глаза ярки. Как знать, может, ты все-таки царевна, а? Или хоть лягушка? Просто ты вот уже есть – по болоту лазить не надо, а царь-батюшка спрашивать не станет, какого царства ты царевна.

Разозлилась Василиса. И откуда в ней только столько злости? Седьмицу назад она бы лишь обрадовалась: не Некрас и не Ждан – целый царевич замуж зовет!

– Лягушки закончились! – прошипела она. – Горлинку ищи. Летают тут такие птахи, жирные и сытные. Коли настреляешь много, голодным не помрешь. А коли какая заговорит с тобой человеческим голосом да попросит не стрелять, вот ту и неси в царские хоромы: станет тебе та зачарованная царевна верной женой!

– Спасибо, красна девица! – оживился царевич. Вскочил. Тетиву на луке натянул, стрелу подготовил да и исчез за деревьями, только его и видели!

– Ну вот, опять на других колдунство свое истратила, – возмутился Найден. – Раз сама с царевичем не пошла, хоть Кощея призови! Страшно тут, и вечереет ужо.

– Тебе-то чего страшно? – пробормотала Василиса. Она снова едва не плакала. Будто не видит Найден, она и так и сяк пытается Кощея позвать, да не выходит! Словно сопротивляется ей навий царь, свое колдовство использует!

– Не плачь, Василиса, – попытался утешить ее Найден. – Чай у царя три сына, авось нам третий встретится еще до того, как коня своего где-то потеряет, – он и вывезет домой.

– А если нет? – Василиса собралась заплакать, но потом сообразила, что череп прав: вечереет. Неизвестно, кто ночью проснется, вдруг кто до девичьих слез падкий? Или кто не побрезгует ее и зареванную сожрать? Нет уж, потом поплачет, когда прощение будет у Кощея