Жестокое лето - Морган Элизабет

шею, потому что в прошлом году ужасно себя вела. И я до полуночи составляла дебильный плейлист для бранча, а утром обнаружила, что не забронировала оборудование, и его забрали на другое мероприятие. Жесть вообще, это же я организатор мероприятий! Я должна была знать! – Она делает глубокий вдох, словно наконец вспомнила, что, если не дышать, – умрешь. – И у меня ощущение, что все летит в тартарары, а я выбрала себе не ту специальность.

Грудь ее бурно вздымается и опадает, она определенно в панике.

– Можно? – улыбнувшись, негромко спрашиваю я и подношу руку к упавшей на ее лицо пряди волос.

Темные глаза округляются, встречаются взглядом с моими, губы чуть приоткрываются, и я замечаю, как часто она дышит.

Ками кивает, переводит дыхание, а я отвожу прядь от ее щеки, убираю за ухо, а потом моя рука, скользнув вниз по шее, останавливается у нее на плече. Мы совсем близко, между нами осталось едва ли шесть дюймов, я наклоняю голову, прижимаюсь лбом к ее лбу, и кладу ей на плечо вторую руку.

– Дыши, Ками, – она наконец-то начинает дышать. – У тебя все получилось. Я бывал уже на подобных мероприятиях и ни разу не видел, чтобы там все шло гладко. А у тебя все в курсе, куда им идти, что делать, потому что ты отлично все распланировала. Все будет замечательно, – глажу большим пальцем то место, где плечо переходит в шею. – Просто дыши, малыш, – добавляю шепотом.

Она, помолчав, наконец отвечает:

– Не уверена, что у меня получится.

От этого признания губы у меня сами растягиваются до ушей.

– У тебя такая приятная улыбка, – говорит она, округляет глаза, будто сама не верит, что такое сказала, и ее дыхание, наконец, выравнивается.

– Здорово! Когда все закончится, давай сходим на свидание. Обещаю много улыбаться, – наконец улыбка озаряет и ее лицо. Ками мягко качает головой. – Нет?

Черт, у меня в желудке все обрывается.

– Не «нет». Но пока и не «да».

Я не успеваю ответить, в дверь за ее спиной стучат, и она снова округляет глаза в панике:

– Минуточку!

Отступив, прикусываю губы, чтобы не расхохотаться. Она же сердито шлепает меня по груди.

– Иди, ангел, тебе нужно провести этот бранч.

Ками, закатив глаза, снова качает головой, но все же нехотя улыбается.

– Спасибо, – негромко говорит она.

– Всегда пожалуйста. А теперь давай. Я выжду минуту, чтобы ни у кого не возникло подозрений, – подмигнув, отвечаю я.

13

Ками

И вот настает день моего первого официального мероприятия в «Приморском клубе» – мне предстоит провести бранч в День памяти. Я с самого утра нереально нервничаю, даже не услышала, как пришли поддерживающие эсэмэски от подруг.

Удачи! Ты ПОРВЕШЬ ЭТОТ БРАНЧ!

Это от Кэт.

Пусть все сложится ОТЛИЧНО, не позволяй этим змеям отравить тебе день. Все получится!

Есть и третье сообщение – Эбби прислала в наш общий чат фото нас троих на пляже прошлым летом.

Не терпится приехать и повторить прошлогодний день рождения! Ками, мы тебя любим и очень скучаем! Ты отлично справляешься, мы тобой гордимся.

Кэт поставила лайк под фоткой и сообщением, у меня же, когда я все это увидела, в горле застрял ком.

Не в первый раз я возблагодарила вселенную за то, что много лет назад мне на пути встретились Кэт и Эбби.

А несколько часов спустя, выходя из подсобки, я благодарю свою счастливую звезду за то, что послала мне симпатичного мужчину с лицензией бармена, который, не моргнув глазом, легко и непринужденно спасает меня от панических атак.

Не станем упоминать, что мы с ним едва не поцеловались в подсобке. Я позволю себе станцевать победный танец и мысленно взвесить «за» и «против» того, чтобы пойти с ним на свидание, потом.

Сейчас мне нужно провести мероприятие и показать богатым гадюкам, чего я стою.

Час спустя я как раз этим и занимаюсь, стою в углу, слежу, чтобы все шло гладко, и пытаюсь выкроить спокойную минутку для себя.

У меня получилось!

Получилось, блин! Мужчины и женщины улыбаются и явно отлично проводят время. Виолончелист, которого я нанимала с опаской, оказался идеальным решением: людей пришло больше, чем ответило на приглашения, пришлось поставить еще несколько столиков, и квартету просто не нашлось бы места. На кухне нам даже приготовили специальные диетические блюда, при этом оформили их так красиво, что никто из гостей не чувствует себя обделенным.

Ко мне уже несколько человек подошли и сказали, какой невероятный в этом году получился бранч, и попросили визитку.

А еще я, пользуясь случаем, смотрю на сладкий соблазн, на Зака в смысле, и каждый раз, когда он ловит мой взгляд, у него на щеках проступают ямочки.

Не хочу даже считать, сколько раз за утро это случилось.

Но, разумеется, судьба не может благоволить ко мне вечно, и покой вскоре заканчивается.

На плечо ложится рука, и я подпрыгиваю от неожиданности.

Еще больше меня пугает то, что рука после этого вовсе не исчезает и принадлежит она проклятому Джейсону Демартино.

– Черт, прости, Камс, не хотел тебя пугать, – говорит он.

Услышав, как он назвал меня, я мысленно снова оказываюсь в его комнате в общаге, вспоминаю, как мы просиживали вечера над учебниками, я пыталась зазубрить факты из учебной программы, которые никогда в жизни мне не понадобятся, а он с улыбкой спрашивал:

– Все выучила, Камс?

Несмотря на то, что расстались мы плохо, я всегда вспоминала этот момент с нежностью, но сейчас… он кажется мне холодным и безжизненным, а в животе все скручивается от отвращения. Теперь я понимаю, что это было – просто очередная его манипуляция, он только делал вид, что беспокоится обо мне, прикидывался добрым, милым и нежным.

Джейсон так и не убирает руку, а я, вернувшись в реальность, делаю шаг в сторону, чтобы оказаться от него подальше. И спрашиваю многозначительно:

– Ты что-то хотел? Продукты на фуршете закончились? Или в туалете протечка?

Всеми силами даю понять, что пришла работать, а не общаться с ним.

Как по мне, так мы уже практически незнакомые люди.

Никакого прошлого не осталось, нам не о чем говорить, кроме работы.

– Просто хотел узнать, как поживаешь. Сто лет не виделись, – он окидывает меня взглядом, и его зрачки расширяются, потому что зрелище ему нравится.

Как же сложно сдержать рвотный рефлекс!

Встречались мы в мои восемнадцать, а повзрослела я поздно.