Огонь в его душе - Руби Диксон

Сбитый с толку, я настороженно наблюдаю за ней. Значит, она отвергает мои ухаживания? Я никогда не слышал, чтобы женщина поступала подобным образом… но я также никогда не слышал о женщине, которая бросает вызов, убегает, а затем отказывается бросать вызов или переходить в боевую форму.

Она… трудная.

Но она моя. Я не против трудностей. Я просто хочу понять ее, чтобы мы могли спариться, и я мог сблизиться с ней.

Моя женщина смотрит на меня поверх огня, и я изо всех сил пытаюсь вспомнить ее имя. Это приятный звук, но чем дольше я наблюдаю за ней, тем больше он ускользает от меня.

— Гвен , — тихо произносит она, указывая на себя. Ее голос нежный, выражение лица обеспокоенное.

— Гвен , — эхом отзываюсь я, кивая. На этот раз я запомню это. Я запомню. Нет ничего важнее моей пары. Я должен помнить. Я запомню.

Она улыбается при звуке моего голоса, а затем зевает. Она бормочет что -то на своем текучем человеческом языке, затем жестикулирует, прикладывая обе руки к щеке. Я хмуро смотрю на нее, пока она не закрывает глаза и не имитирует шумные звуки во сне. Ах. Она устала. Это легко решается.

Я встаю на ноги и немедленно перехожу в боевую форму, притягивая ее в свои когти. Она застывает, воздух наполняется запахом ее страха, и не расслабляется, пока я не сажусь на корточки и не прижимаю ее к себе. Таким образом, я буду держать ее в тепле и под защитой, укрывая в своих когтях всю ночь. Довольный тем, что могу предложить ей это, я закрываю глаза и опускаю голову.

Тук -тук -тук.

Маленькая человеческая рука стучит по одной из чешуек на моей груди.

Я открываю глаз, изучая ее. Я не чувствую ее брачного запаха, но, возможно, она все -таки решила бросить мне вызов? Она хочет спариться перед сном? Я терся мордочкой о ее переднюю часть, и она издавала странные пронзительные звуки, отталкивая меня.

Это не то, чего она хочет. Даже если бы чувствовался запах спаривания, я бы уловил его, но ничего нет.

Я прищуриваю глаза и изучаю ее. Неужели она не хочет моей защиты? Д остаточно ли я жесток, чтобы обеспечить ей убежище, пока она спит? Сомневается ли она в этом? Разочарование — кипящее облако на задворках моего сознания, и я делаю один глубокий вдох. Два. Нет ли запаха спаривания, потому что запах человека, которым она покрывает себя, является ее истинной парой? Нужно ли мне уничтожить его?

Руки касаются моей морды. Мягкие. Нежные. Человеческие руки.

— Гвен , — повторяет она, направляя мою голову, пока я не смотрю ей в глаза. — Рмрми ? Гвен.

Я бурчу в ответ. У меня нет человеческих губ в таком виде, но я помню. Я прижимаюсь носом к ее сладко пахнущим волосам, чтобы дать ей знать. Хорошо, что она напомнила мне. Иногда… Я забываюсь.

— Ваан , — говорит она и снова постукивает по моим чешуйкам. Острое удовольствие вспыхивает в моем сознании, когда она произносит мое имя, и я урчу, мое возбуждение растет с каждой минутой. Я хочу, чтобы она произнесла это снова. Я хочу, чтобы она повторила это сто раз своим хриплым голосом.

Вместо этого она вцепляется в мои когти, показывая, что я должен отпустить ее.

Разочарование подавляет мое удовольствие, и я отпускаю ее, наблюдая, как она выползает из моих объятий. Ей не нужен защитник, когда она спит? Даже если она остается в своей двуногой форме? Таким образом она уязвима. «Изменись, — я требую этого ударом мысли. — Изменись в свою боевую форму. Давай соединимся. Я так сильно хочу поговорить с тобой».

«Я так сильно хочу вернуть свой разум».

Более того, я хочу свою пару. Я хочу ее всю.

Она преувеличенно потягивается, а затем указывает на одну из продолговатых коробок, от которых пахнет давно умершими людьми и пылью. Ее взгляд встречается с моим, и она улыбается мне, счастье переполняет мой разум от этого маленького жеста.

— Гвен , — говорит она, а затем указывает на коробку, затем снова делает жест «спать ».

Она хочет спать… там, внутри?

Моя пара бросает на меня еще один ободряющий взгляд, делает шаг в сторону этого места, а затем повторяет это. Она хлопает себя по рукам, хмурится, а затем снова указывает.

Я… не понимаю. Но мне любопытно, и поэтому я жду, опустив голову. Наблюдаю.

Она легкими шагами пересекает грязную поляну. Она снова хлопает себя по рукам, рассеянно хмурясь про себя, а затем поднимает длинный разноцветный отрез ткани. Я помню ткань. Салорианцы прикрывались ею…

Я рычу, когда воспоминание вылетает у меня из головы так же быстро, как и появилось. Темные, ужасные мысли сопровождают это воспоминание, и мне это не нравится.

Моя пара застывает, держа ткань в руках. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Нерешительно она постукивает себя по груди.

— Гвен.

Гвен. Да.

Я помню свою Гвен.

Гнев и старый, горький страх исчезают. Я встаю на ноги и подхожу к ней, быстро утыкаюсь носом, чтобы дать ей понять, что я с ней. Она гладит меня по носу, а затем снова указывает на коробку. Когда я жду, что она продолжит, она подходит к ней , приоткрывает часть большой коробки , а затем заходит внутрь, исчезая из моего поля зрения.

Это… дом. Неудивительно, что здесь воняет людьми. Я глубоко вдыхаю, но не улавливаю никакого свежего запаха, кроме ее, поэтому расслабляюсь и жду, когда она выйдет.

Она не выходит.

Проходят долгие мгновения, и я жду. И жду.

И жду.

Я слышу, как она двигается внутри, шуршит ткань. Я слышу ее нежный вздох, а затем все стихает.

Она не выходит? Она устраивает здесь свое гнездышко?

Она предпочла бы спать там, а не в безопасности моих когтей?

Я рычу от разочарования и немедленно меняю форму. Мне это не нравится. Я хочу обнимать ее, пока она спит. Как еще я могу защитить ее? Я хватаюсь за дверцу странной коробки, пытаясь открыть ее, как это сделала она. Там есть ручка и что -то вроде кнопки, но когда я дергаю, ничего не реагирует. Рыча, я трясу саму дверь, пока ручка не отрывается у меня в руке. С шипением гнева я выбрасываю