Трудности языка - Ксения Кононова

требуя от него? Даже если тебе ничего от него не нужно? Я хочу знать. Испепеляя себя невозможностью бороться с собой. И тогда я скажу тебе, каково это — быть так близко и так далеко одновременно. Иметь, но не обладать. Любить, но не принадлежать. Жить в ожидании знака и готовности последовать за ним, зная, что этого знака на самом деле не будет. Все твои знаки лишь бродячие огоньки. Призрачные и обманчивые. Потому что за каждую твою надежду приходится расплачиваться болезненным разочарованием.

Несколько секунд смотрим друг другу в глаза. Безмолвный диалог. Спор взглядов. Просьба. Отказ. Почему? Света, выпорхнув из кухни, тут же заскакивает в ванную, что-то быстро говоря тебе. Отталкиваешься плечом от стены и исчезаешь на кухне, оставив меня без ответа. Обуваюсь и выхожу из квартиры. Теперь я по-настоящему знаю, что такое пустота. Во мне ее предостаточно. Как в шоколадной Рождественской фигурке. Разломанной и растаявшей под твоими руками.

Глава 7

Close your eyes, let me touch you now,

Let me give you something that is real.

Close the door, leave your fears behind,

Let me give you what you're giving me.

You are the only thing,

That makes me want to live at all.

When I am with you

There's no reason to pretend

That when I am with you I feel flames again.

Just put me inside you I would never ever leave…

Just put me inside you I would never ever leave

you…[7]

VAST — Flames

«Что случилось однажды, может никогда больше не случиться. Но то, что случилось два раза, непременно случится и в третий».

Пауло Коэльо

За насквозь промокшим окном соседские многоэтажки с причудливыми мозаичными узорами ярких окон. Положив подбородок на сложенные на столе руки, просто смотрю, как медленно стекают по стеклу капли, отражая свет и догоняя друг друга, сливаются в один поток. Не могу найти тебе оправданий, уже в сотый раз проигрывая в сознании твое поведение. Поймал меня в свой капкан. Снова. Ты — мой личный лабиринт, в котором я заблудился. Просто исчез в твоих многочисленных коридорах и перестал существовать. Наверное, это произошло совершенно незаметно, потому что никто даже не обратил внимания.

Если бы ты только позволил. Если бы только впустил меня. Вместо этого продолжаешь держать на длинном поводке. Притягиваешь к себе, укорачивая его только тогда, когда сам захочешь. И тут же тщательно прячешься от меня, отказывая в доступе и заставляя сгорать от одиночества. А у меня нет возможности избавиться от ошейника, и я послушно покоряюсь твоим сиюминутным порывам. Как верная собачка прихотям своего хозяина. Ничего о тебе не знаю, но это меня даже не заботит. Оказывается, для того, чтобы любить кого-то достаточно собственных внутренних реакций и ощущений на этого человека и вовсе не обязательно иметь на него полное досье. Тянет к тебе. Так же непреодолимо сильно как металлическую крошку к огромному магниту. И что с этим делать — я не знаю.

Прошла еще одна неделя. Смотришь на меня так, будто хочешь что-то сказать, но молчишь. Будто вновь хочешь коснуться, но сдерживаешься. Что за глупая ситуация? Почему нет? Если мы оба этого хотим. Почему прячешься сам и прячешь то, что чувствуешь на самом деле? А я бы и рад спрятаться от тебя, да только не могу. Не умею так. Медленно иссыхаю, как иссякающий источник. По капле. Мучительно и беспомощно. Необратимо.

Вздыхаю и приподнимаюсь. Уже начались экзамены. Испанский язык сдаю последним. Открываю список вопросов по истории и учебник. Пытаюсь сконцентрироваться на датах, но они все проплывают мимо моего сознания, даже не цепляясь за него, пока я неосознанно верчу карандаш в руках. Если так будет продолжаться и дальше, я просто завалю выпускные экзамены. Прилагаю неимоверные усилия, чтобы вникнуть в текст в учебнике. Нужно сосредоточиться.

Дни перелистываются один за другим. Подготовка. Ты. Консультация. Ты и испанский. История. Сдал. Ты. Подготовка к следующему экзамену. Алгебра и геометрия. Ты. Консультация. Ты. Экзамен. Сдал. Английский… Устал. Невыносимо. Даже не знаю от чего больше. Наше с тобой время истекает.

В одно прекрасное воскресное утро какой-то чудовищный грохот заставляет спросонок подскочить на кровати. Такое впечатление, что началась война, бомбежка, атака инопланетян и Судный день вместе. Бросаю взгляд на настенные часы. Боже, шесть утра! Сонно выглядываю в коридор почти одновременно с Ванькой из гостиной и мамой в халате из спальни. На пороге стоит широко улыбающийся бородатый и волосатый мужик в окружении кучи рюкзаков и сумок. Несколько секунд уходит на то, чтобы мозг вошел в привычный для себя режим работы.

— Папка вернулся! — радостно выкрикивает мужик и расставляет руки в стороны.

Первой от шока отходит мама и уже виснет у него на шее. Переглядываемся с Ванькой и бросаемся к ним. Он сгребает нас всех в объятья, с силой ероша мои волосы.

— Господи, Толь, что это на тебе? — отстраняется мама.

Отец проводит по бороде и довольно улыбается.

— Это? Да не знаю. Растет просто на мне.

Отпускает нас и оглядывается по сторонам.

— Так, здесь слитки золота, — отставляет одну из сумок.

— Отмывать, я так поняла? — улыбается мама.

— Именно, дорогая. А еще лучше отстирывать. Дальше. Здесь алмазы всякие. Надо бы отполировать… — металлические котелки и чашки звенят в рюкзаке.

— Бать, а нефти накачал? — усмехается Ванька.

— Извини, сынок, до нефти в этот раз не дорыли. Тем более, у тебя спортивный режим, тебе пить нельзя.

Смеемся вместе с ним. Спать уже, естественно, никто не идет. Отец вернулся на две недели раньше. Его не было полгода, и хоть он и ездит по этим своим экспедициям постоянно, мы так и не привыкли до конца и успеваем по нему соскучиться. Среднего роста, не маленьких размеров и с плотной фигурой. Каре-зеленые глаза и громкий голос. Это мой отец. Еще один большой ребенок нашей мамы. Причем это его же слова.

— Я же надеюсь, ты ЭТО сбреешь? — интересуется мама, разгребая его сумки.

— А, по-моему, я так выгляжу представительнее и серьезней, — замечает отец, глядя на себя в зеркало. — Нет?

— Ты выглядишь как Йети, — качает она головой.

— Зато не холодно, — ну да, с учетом того, что уже конец мая, то конечно не холодно.

Целое утро слушаем истории отца о его поездке, сидя на кухне. Потом рассказываем сами.