Мой сводный с Цварга - Селина Катрин

— Не помню. — Я покачала головой.

Да, действительно, в местное учебное заведение я попросилась как можно скорее. На Террасоре образование для девушек не подразумевалось, и я всё никак не могла понять, что это такое — школа. А вот дразнилок или особого отношения я не помнила абсолютно. Когда у тебя другой цвет кожи, другой язык, другая внешность и одежда, дразнилки про украшения в волосах — последнее, на что обращаешь внимание. Впрочем, со временем мама смогла найти модельера, который сшил для меня подходящую одежду, учитывающую привычные фасоны Террасоры и современную моду Цварга, приёмный отец всё оплатил, а Яранель занимался со мной столько, что я достаточно быстро избавилась от акцента и стала говорить очень чисто по-цваргски.

— А я узнал, как презрительно относятся к моей сводной сестре за то, что она всегда носит с собой погремушки в причёске, словно деревенщина из Средневековья. Это вывело меня из себя. Пару раз подрался, психанул и... — Яр небрежно пожал плечами, как будто его поступок не имел большого значения. — Договорился с ювелиром, чтобы он покрыл мои резонаторы золотом. Ведь, согласись, когда прибывшая на планету террасорка носит в волосах украшения — это «странно», а вот когда наследник рода Рошфор покрывает резонаторы золотом — это уже «эксцентрично» и «вызов моде».

Его взгляд скользнул ко мне, но в глазах плясали смешинки.

— Ох, наверное, больно было? — Я затаила дыхание.

Неоднократно слышала, что рога у цваргов — самое уязвимое место, и поверить не могла, что Яр решился на такое… ради меня. А я была даже не в курсе.

— Больно, но терпимо, — легко отозвался Яранель.

Я покачала головой, вспоминая себя той запуганной двенадцатилетней девочкой. Столько времени прошло, я многое переосмыслила, но какие-то вещи навсегда въелись в подкорку. Яр никогда не расспрашивал меня о Террасоре, и сейчас некоторые детские воспоминания казались настолько ужасными, что я задавалась вопросом — а точно ли они реальны?

*** Яранель

— Знаешь, Яр, я никогда не думала, что здесь, на Цварге, такая ерунда может иметь значение. На моей родине украшение в волосах, впрочем, как и всевозможные ножные браслеты, цепочки, кольца, серьги, поножи и пояса — это способ выживания.

Её дыхание грело мою шею, и мысли улетали вскачь от этих ощущений.

— Способ выживания? — переспросил я, чувствуя, как внутри всё связывается в узел и ноет от желания быть к Айлин ещё ближе.

Сводная сестра некоторое время молчала, уютно уткнувшись носом мне в ключицу. Пушистый помпон щекотал щёку. Очень хотелось снять с Айлин её шапку и зарыться лицом в длинные светлые волосы, вдохнуть их аромат на все лёгкие, но я понимал, что так делать нельзя. Во-первых, потому что здесь холодно. Во-вторых, потому что она моя сводная сестра.

— У нас на Террасоре мужчина может взять себе в жёны столько девушек, сколько способен обеспечить, — внезапно заговорила Айлин, всё ещё смотря куда-то в мою грудь. — Но если хозяин дома недоволен тем, как ведёт себя жена, то в одночасье может выгнать её из дома. Она не имеет права брать с собой что-то кроме того, что на ней надето. Так что да, все эти украшения в некоторой степени — наша защита. Террасорки не могут владеть имуществом, не могут купить или арендовать собственное жильё, не могут открыть бизнес… как это принято здесь, на Цварге. А украшения можно обменять на рынке на еду или попроситься на ночлег. Чем тяжелее украшение, тем дороже оно ценится и больше еды можно за него получить. И, кстати, именно поэтому на любые праздники принято дарить кольца, цепочки и жемчужные нити для волос. Первые серёжки мать обычно дарит девочке в возрасте бутона— шести лет.

— Ясно, — коротко ответил я, потрясённо обдумывая услышанное.

По приезде на Цварг Айлин очень долгое время вела себя максимально замкнуто и не задавала никаких вопросов. Она была послушной во всём за исключением того, что касалось её украшений. Мы с отцом с трудом уговорили сложить большую часть в сейф, и я даже вспомнил, как она расплакалась, решив, что их отбирают. Только сейчас я осознал, насколько ей тяжело было психологически перестроиться на новую жизнь на Цварге. А ведь она наверняка думала, что медленно здесь умрёт от голода или холода, и при этом добровольно сняла с себя всё, кроме заколок.

«Как показывают факты, последнее опасение оказалось вполне себе не напрасным», — саркастически фыркнул внутренний голос, но я тут же на него шикнул. Мы объединили наши костюмы, находимся в пещере, у нас всё хорошо. Арно наверняка уже заметил, что на празднике нет ни меня, ни Айлин, а наши коммуникаторы вне зоны доступа. Скорее всего, прямо сейчас отец организует поисковые группы. На то, чтобы прочесать все трассы, особенно после лавины, уйдёт какое-то время, но нас точно найдут. А если коммуникатор Айлин поймает связь, то он и вовсе будет служить геомаячком.

Внезапно Айлин шумно вздохнула и обняла меня ещё крепче.

— Мою родную маму отец выгнал из дома… Я всегда очень боялась, что вы тоже меня выгоните, — вдруг призналась она.

— За что её? — опешил я.

Только что мне доходчиво объяснили, что террасорка не сможет выжить на улице одна, и тут такое откровение.

— За то, что она поранила отца.

Я не видел лица Айлин, но чувствовал её бета-колебания. Они были цветочными, но с горчичным оттенком и такие колкие… Если бы я уже не обнимал Айлин, то отдал бы многое, чтобы вот так крепко прижать её к себе.

— Сильно?

— Совсем нет. Это была случайность, — вдруг торопливо добавила девушка, вздрогнув в моих руках. — Чистого оазиса случайность. Мама как послушная жена носила наручи, она не могла порезать его шипом, но она была ответственной на кухне… Ей надо было спуститься в погреб за верблюжьим молоком, и она взяла с собой нож. Глиняные сосуды не всегда такие удобные, как здешние из пластика, иногда у них неровное дно, и чтобы они стояли, а не падали, мы веревками связываем их между собой. Мама взяла нож исключительно для того, чтобы отрезать веревку…

Айлин всхлипнула оглушительно громко и задрожала. Я опешил, потому что никогда не видел сводную сестру в таком раздрае. С другой стороны, она