Я спереди! - Мари Секстон

Все было на своих местах. Все заперто.

Свет снова зажегся так же внезапно, как и погас.

— К черту все это, — пробормотал я.

Я выпил изрядную дозу бурбона и отправился спать. Я проспал как убитый до 2:13 ночи, когда проснулся от наглого пения моего сотового телефона, мелодичного исполнения чего-то отдаленно похожего на кантри. Я схватил телефон с прикроватной тумбочки и проверил, кто звонит. Номер неизвестен, как и всегда. Но в этот момент мое мировоззрение резко изменилось. Моя машина подверглась нападению вандалов, и я заподозрил, что кто-то побывал в моем доме, и теперь, когда посреди ночи у меня в руке пронзительно зазвонил телефон, все казалось по-другому. Я был абсолютно уверен, что это не какой-то ученик средней школы, который доставляет мне неприятности.

Это была угроза.

Мой телефон продолжал звонить, а я ждал, не желая отвечать. Я мысленно вздохнул с облегчением, когда он замолчал и включилась голосовая почта. Я ждал, надеясь, что он больше не зазвонит, но в то же время была уверен, что зазвонит. От осознания этого, ожидание стало еще мучительнее. Мое сердце бешено колотилось. Мышцы моей шеи были напряжены настолько, что у меня разболелась голова. Это было то же самое напряженное ожидание, которое я испытывал в детстве, заводя чертика из табакерки, зная, что сейчас произойдет, и не в силах удержаться от того, чтобы не повернуть ручку, но в то же время, не желая видеть, как этот чокнутый клоун выскакивает прямо на меня. Когда телефон зазвонил снова, я подскочил, а затем выругал себя за то, что был таким слабаком.

Я ответил на звонок и поднес трубку к уху. С трудом сглотнул. Во рту пересохло, и я пожалел о втором бокале бурбона перед сном.

— Алло? — Такой глупый способ ответить на звонок, даже если звонит не какой-нибудь сумасшедший преследователь. Алло? Приветствие, но также и вопрос. Это единственное слово прозвучало у меня в ушах, как признание в слабости. Я снова сглотнул и сказал, на этот раз громче: — Перестань мне звонить.

Ответа не последовало. Я его и не ожидал. Но я почувствовал мужчину, или, может быть, это была женщина? на другом конце провода. Я услышал тихий звук выдоха. Где-то в Коде этот человек слушал мою ночную браваду. Я представил себе силуэт на фоне бледного квадрата света, безликую фигуру, прижимающую телефон к уху, наклонившуюся вперед в ожидании, когда я сломаюсь. Пустое пространство между нами, связанное какой-то тайной эфира и сети 4G, казалось плотным и тяжелым. Чреватое…

Чем? Какие эмоции заставили звонившего так мучить меня? Был ли это гнев? Ревность? Какое-то извращенное представление о любви?

— Чего ты хочешь?

Но прежде чем слова слетели с моих губ, связь прервалась. Щелчка не последовало. Просто изменилась природа тишины, стало меньше злобы.

Моя рука дрожала, когда я клал телефон обратно на прикроватный столик. Подмышки покрылись потом, а сердце, казалось, билось слишком медленно и слишком громко, но все было кончено.

По крайней мере, на сегодняшний вечер.

Моим первым побуждением было позвонить Доминику, но, взглянув на часы, я остановил движение руки. Зачем будить его из-за такой ерунды? Вряд ли он мог чем-то помочь.

Как насчет офицера Ричардса? Может, мне ему позвонить?

— Я сделаю это утром, — сказал я, ни к кому не обращаясь.

И, о чудо, я снова заснул.

Я слишком часто нажимал кнопку «отложить» своим делам, и в итоге в пятницу метался как дурак, чтобы вовремя выйти за дверь, но все было напрасно. Я остановился как вкопанный на пороге, уставившись на свою бедную «Хонду Сивик».

Она снова подверглась нападению вандалов. Все было не так страшно, как раньше, все стекла были целы, но все четыре шины были проколоты, и на этот раз на ней было сообщение. Покинь Коду! оно было нанесено краской из баллончика на двери со стороны пассажира.

— Блядь, — выругался я, опускаясь на ступеньки своего крыльца. Бетон сквозь джинсы казался ледяным. — Почему?

Ответа не последовало, но солнце вдруг показалось мне чуть менее ярким. Я вспомнил о своем подозрении, что в доме кто-то был, о телефонном розыгрыше и о своем намерении позвонить офицеру Ричардсу утром.

Похоже, теперь у меня не было выбора.

Сначала я позвонил ему. Потом позвонил Лили Вишневски.

— Я найду замену, — сказала она. — Почему бы тебе не взять выходной?

На этот раз я не стал с ней спорить. И когда прибыл офицер Ричардс, я пригласил его внутрь, несмотря на беспорядок. Казалось нелепым проходить через все это, стоя снаружи, несмотря на то, что температура быстро повышалась.

Офицер Ричардс почему-то казался еще больше в моем крошечном доме. Он внимательно слушал, пока я описывал телефонные звонки, которые, как я предполагал, были только от детей, но которые теперь воспринимались как угроза, и подозрение, что кто-то побывал внутри, пока я был на работе.

— У кого, кроме вас, есть ключ? — спросил он.

— Ни у кого.

— Ваш дядя? Вы сказали, что это его дом, верно?

— Я поменял замки в тот день, когда переехал сюда. Ни у кого, кроме меня, нет ключа.

— Запасного нет?

— Один, но он все еще в кухонном ящике. Я проверял вчера.

Он подошел к двери и проверил замки, затем проверил французские двери, ведущие на задний двор. Он обошел дом, заходя по комнатам, проверяя окна. С каждым разом я чувствовал себя все глупее. Никто не смог бы проникнуть внутрь. Не было абсолютно никакой возможности.

— Не похоже, что кто-то вломился, — сказал он, наконец.

— Я знаю, — сказал я, чувствуя себя глупо. — Наверное, мне это показалось.

— Я этого не говорил. Если ваша интуиция подсказывает вам, что внутри кто-то есть, вы должны ей доверять.

Ему легко говорить, но моя интуиция за пятнадцать лет ни разу не подводила меня.

— Кроме того, — добавил он, — вам не показались четыре проколотых шины или телефонные звонки.

— Верно, — неохотно согласился я.

— Я еще поговорю с Бобом Боленом и Троем Фаулером, но подозреваю, что все будет как в прошлый раз. — Он скрестил толстые руки на широкой груди. — Есть еще кто-нибудь? О ком вы забыли упомянуть раньше?

— Нет.

— Кто-нибудь угрожал?

— Никто.

— Никто из тех, кто бывал у вас дома или знает, где вы живете?

— Н… — Но слово застряло у меня в горле. Я похолодел и опустился на диван, колени у меня дрожали, желудок был полон мрачного чувства страха. — О Боже.

— Что? — Спросил