Любовь с пятого этажа - Дарья Милова

я снова захотел быть просто мужчиной. И вот тут я облажался. Потому что соврал себе, что это возможно без полной правды.

Она молчала. Только слёзы скатывались по щекам — без всхлипов, без драмы. Просто текли.

— Мне не нужно, чтобы ты простила. Или вернулась. Мне нужно, чтобы ты знала: я здесь не потому, что удобно. А потому что ты — самая настоящая штука, что случалась со мной за очень, очень долгое время.

Молчание. Долгое. Застывшее.

Она прошептала:

— Я устала чувствовать себя как идиотка, которая всё придумала. Которая открылась. Которая впустила в себя… тебя.

Я кивнул. Не споря. Только кивнул.

— Я готов ждать, — сказал тихо. — Готов доказывать. Готов начать с начала. Только скажи, что всё не кончено.

Она долго молчала.

А потом — будто выдохнула то, что держала весь этот адский разговор в себе:

— Я не знаю, Виктор. Ничего не знаю. Сейчас — точно.

Она снова всхлипнула, но уже не с гневом, а с усталостью.

— Я не могу тебе сейчас сказать «да». Но и «нет» — не могу. Мне нужно…

Она провела рукой по лицу.

— Время. Пространство. Подышать.

Я кивнул. Медленно.

— Я понимаю.

Мы стояли друг напротив друга. Уже без криков. Без лжи. Только с этой странной, дикой близостью — той, что остаётся, даже если всё рушится.

А потом она неожиданно подошла ближе. Совсем близко.

Положила ладонь мне на грудь.

Встала на носки.

И мягко, почти невесомо, поцеловала в губы.

Коротко. Но так, что в этом поцелуе было всё: её боль, её сомнения, её прошлое доверие и нынешняя растерянность.

— Мне правда нужно подумать, — прошептала она. — Не дави, ладно?

— Не буду, — выдохнул я. — Обещаю.

Она ещё секунду постояла, будто собираясь с духом, потом развернулась, медленно подошла к двери и открыла её.

— Тебе лучше уйти. Сейчас.

Я кивнул. Прошёл мимо. На пороге задержался, посмотрел на неё в последний раз — у двери, в тишине, с покрасневшими глазами, но всё такой же красивой до боли.

— Я всё сделаю, чтобы вернуть тебя, — сказал я тихо.

Она не ответила.

Я вышел.

И впервые за долгое время — остался один.

Но уже не тем, кем был прежде.

Глава 20

Алиса

Прошло две недели.

Две недели без него.

Я не пыталась с ним связаться.

Как и он — со мной.

Просто — тишина. Прочная, ровная, тяжёлая.

Как будто кто-то вырезал из жизни огромный кусок и заклеил пустое место чёрной изолентой.

Жизнь пошла своим чередом.

Работа. Дом. Работа. Дом.

По кругу. Без скачков, без взрывов, без… дыхания.

Полина иногда звонила, пыталась вытащить меня куда-то: «Ну пошли в бар, ну хоть просто на крышу! У тебя в глазах — скука, которой хватит на три района».

Я отнекивалась.

Она вздыхала и присылала мемы.

Мама с папой звонили с лайнера.

Мама восторженно рассказывала о закатах в Стамбуле и «самом милом дедушке-итальянце, который играет на губной гармошке».

Папа на заднем фоне что-то бурчал — видимо, снова проиграл в нарды какому-нибудь пенсионеру из Берлина.

Я улыбалась в трубку. Искренне. Но внутри — всё было немножко плоско.

Бабушка приглашала на пирожки.

Иногда я скучала так, что внутри всё будто чесалось под кожей.

Не истерично. Не в истерике.

А будто по капле вытекала душа — с каждым утром, когда я снова не получала от него ни одного сообщения.

С каждым вечером, когда закрывала студию и ловила себя на том, что иду домой слишком медленно.

Будто вдруг — всё равно, где быть.

И Варя…

Она всё ещё ходила на занятия.

Ровно, стабильно, по графику.

Марина приводила её, как всегда — с рюкзачком, заколками в форме звёзд и рисунками в руках.

И я…

Я не могла смотреть на неё так, как раньше.

Теперь, зная, чья она, я видела — всё.

В её улыбке — его ямочка на щеке.

В упрямом взгляде — тот же блеск, что бывал у него, когда он спорил.

В том, как она задирала голову и говорила: «Я покажу лучше, чем вчера!» — была его чёртова целеустремлённость.

Я смотрела — и сердце сжималось.

Смешно.

Раньше Варя казалась просто талантливой, яркой девочкой.

А теперь…

Теперь я видела, что это не просто девочка из группы.

Это часть его.

Живая, дерзкая, добрая.

И от этого — только больнее.

Три недели.

Ровно столько прошло.

Пятница. Последняя группа. Варя — среди них. Лёгкая, как ветер. Крутится, поднимает руки, заглядывает в зеркало — ловит мою реакцию.

Я улыбаюсь. Мягко. Сдержанно.

Профессионально. Но внутри — всё по-другому.

Занятие почти закончилось. Я хлопнула в ладоши:

— Молодцы, мои звёзды! Вы — настоящие танцоры!

Растяжка, бантик, обнимашки — всё, как всегда.

Я наклонилась завязать Варе шнурок — и вдруг услышала, как дверь в коридоре открылась.

И что-то встало внутри. Не в животе. Не в груди. Где-то глубже.

Он.

Я знала это, ещё до того, как повернулась.

Он стоял в проёме, высокий, молчаливый.

В руках — букет. Не просто розы из ларька, нет.

Луговые. Мягкие. Светлые.

Такие… будто выбрал не продавец, а человек, который действительно думал.

— Папа! — Варя заметила его первой и кинулась через весь зал, сбивая на бегу рюкзак с плеча. — Папа, ты пришёл!

— Да, моя маленькая, — улыбнулся он и опустился на одно колено, крепко её обняв.

Она прижалась к нему и вдруг заметила цветы.

— А это мне?! — воскликнула, потянувшись к букету с разинутым ртом. — Такие красивые!

Он засмеялся, немного смущённо, и покачал головой:

— Прости, солнышко. Эти — не тебе. Но я тебе потом обязательно куплю. Даже два букета, если хочешь.

— А тогда кому?.. — Варя нахмурилась, оглянулась. И когда её взгляд упал на меня, она широко распахнула глаза: — Алисе?!

Он кивнул, медленно.

Встал с колена, выпрямился. Подошёл ко мне — с Варей за руку.

— Этот букет — вашей преподавательнице, — сказал он. — За то, что так красиво научила тебя танцевать. И за то, что… вообще.

Варя смотрела то на меня, то на него, потом снова на меня.

И вдруг — как-то по-взрослому, удивительно серьёзно — улыбнулась.

— Я знала, что вы подружитесь, — прошептала она. — Просто надо было чуть-чуть времени.

— Алиса, —