Бывшие не влюбляются - Теона Рэй

Не поддавайся панике, Аделаида. Ты ведь взрослый, разумный человек!

А смогут ли призраки взять дом штурмом?

Меня передернуло от этой мысли.

Я поставила форму в духовку. Сбегала наверх, прихватила свои записи и карандаш и вернулась. Устроилась у духовки, придвинув к ней кресло, накрыла ноги пледом и продолжила сочинять будущий литературный шедевр. Лишь бы не думать о том, что вокруг дома бродит девочка, погибшая почти сотню лет назад. Наверняка она уже добралась до черного входа и пытается открыть дверь. А может быть, скребется в окна кладовых.

Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что я сейчас прямо как идеальная жена. Сижу и жду мужа, готовя ему пироги. Точно как требовал Дерел – чтобы я встречала его с работы со сменой горячих блюд, мягкими тапочками в руках и улыбкой на лице. Ну, в то время, когда он еще работал. А работал ли он вообще? Денег в дом ведь не приносил…

Сейчас я могла бы ответить ему, что дело не в женщине, а в том, кого она встречает. Хочется ли вообще создавать для него все эти приятные мелочи? Для Дерела не хотелось.

Но я не стала произносить этого даже в мыслях. Я еще не знаю, смогу ли забыть прошлое. Смогу ли вытравить ту боль, которая пропитала мое нутро и неизменно напоминала о себе, стоило мне увидеть Ретта даже теперь, когда я его простила. Хватит ли искр былой любви, чтобы выжечь все это?

Впрочем, нет смысла гадать. Пока что я просто грелась у очага и пыталась написать хоть строчку. Почему-то придумать историю о призраке было легче легкого, а вот записать то, что происходит в реальности – почти невозможно. Ужас липкими щупальцами пробирался под кожу, пальцы немели, и я не могла выдавить ни слова.

Я задремала, едва не упустив момент, когда золотистая корочка пирога чуть не превратилась в нечто черное и горелое, способное посоревноваться по съедобности с пирожками от покойницы.

Я вовремя выключила духовку, вынула пирог и поставила его на подоконник остывать. Потом вернулась в кресло в надежде поспать, как вдруг во входной двери заскрежетал ключ.

Вслед за этим донесся глухой стон, и я подскочила на месте. Сонливость в мгновение ока исчезла.

Стон не принадлежал Ретту. Его голос я бы узнала.

Глава 12

Ретт Уилсон

За несколько часов я провонял дымом, казалось, насквозь, до костей. В мире словно не существовало никаких других запахов – только эта дымная вонь. Горьковатый, затхлый, едкий – он напоминал запах костров из опавшей листвы.

При определенной доле воображения можно было даже представить, что так и есть. Местные жители сгребают листья и сжигают их, очищая сады и огороды в преддверии зимы…

Но это была пороховая вонь, эхо прошедшей войны.

Как оказалось, нескольких десятилетий не хватило, чтобы она полностью выветрилась на окраинах городка.

Я прочесывал складские районы не один час. В отличие от центра, здесь повсюду были сплошные руины. Под конец войны склады утюжили не переставая, так что просматривать пришлось не столько наземные помещения, сколько подземные.

Где-то в этих норах, под землей, как крыса, прятались Гилборны. Склады так и не разорили до конца, там могло еще найтись немного провизии, которая не портится. Консервы, сухой концентрат, еще какая-то дрянь, которой потчевали солдат проигрывающей стороны. На месте Гилборнов я бы ушел именно сюда, если бы остался без продуктов или заподозрил неладное, повстречав в мертвом городе Аделаиду.

Как бы ни противно было это признавать, но Гилборны оказались неглупыми и изворотливыми противниками.

Тем важнее было поймать их до того, как они решат отсюда уехать.

Однако искать их можно бесконечно. Руины занимали огромную площадь. Где Ада видела Лэнда? В центре, на аллее у кладбища? Да, это мало о чем говорит. Разве что о том, что контрабандисту надоело сидеть в берлоге и он выбрался прогуляться, подышать воздухом и посмотреть на людей, даже если эти люди не совсем живые. Если дышать гарью круглосуточно неделями, даже призраку обрадуешься.

Ладно, попробуем рассуждать логически: в какой части складов еще может оставаться провизия? Вряд ли в тех, которые расположены вблизи железной дороги. Их разграбили бы быстрее, к тому же тот район бомбили сильнее остальных, чудом не повредив станцию и пассажирскую платформу. Кажется, раньше именно здесь хранились боеприпасы.

Давно стемнело. Быстро, но осторожно, стараясь держаться ближе к деревьям, чтобы не выделяться, я направился в сторону бывшего консервного завода. Одна рука крепко обхватывала прикрепленный к поясу пистолет, а другую я то и дело сжимал в кулак, стараясь подавить нетерпение.

Даже когда твердая рукоять холодила ладонь, руки все еще чувствовали тепло плеч Ады.

Ада...

Я не мог сосредоточиться, мысли постоянно возвращались к ней, не давая думать о работе.

Как доверчиво она на меня смотрела, выслушивая все, что я рассказывал о городе и его истории. Как быстро исчезла из ее глаз обида. Даже боль, казалось, отошла на второй план, когда она наконец поняла, почему я так с ней поступил.

Эти полные боли глаза преследовали меня все шесть лет. Иногда мне снилось, что я делаю все иначе. Не ухожу от нее, не отшвыриваю в сторону, как ненужный мусор, а рассказываю обо всем, прячу ее или мы вместе ищем преступников… Она бы смогла. Выдержала.

Но это не было возможным. Гилборны отыскали бы способ к ней подобраться. И даже сейчас их стоило опасаться. Загнанные в угол, они могли стать еще опаснее.

И все же появилась надежда, что у нас с Адой еще не все сожжено, растоптано и уничтожено. Скоро я закончу дело, и мы обязательно уедем. И на этот раз я никому не позволю снова встать между нами. Я возьму отпуск, увезу ее в дом на побережье, где не будет никаких мертвецов – только живые, дружелюбные и беззаботные люди.

Проведу с ней три недели, а может, и всю оставшуюся жизнь.

Если только она найдет в себе силы начать все заново.

Снова вспомнились ее глаза, смущенная улыбка. Ее нежное и гибкое тело, которое я сжимал в руках, неся ее к доктору и обратно. И думал тогда только об одном: как бы не сорваться. Эта женщина всегда разжигала во мне огонь и вытесняла собой все прочие мысли. Ничего не изменилось.

Она ведь не может тоже этого не