Договор с ведьмой. Часть 2 - Ирина Андреева

— Хм, скорее, это я его не устраиваю, — неприятно это говорить, но это факт.

— Ты-ы-ы? — Прищурившись оглядела меня. Затем, задала неожиданный и неудобный вопрос: — Ты беременна?

Тут я совсем растерялась. Если скажу правду — вдруг не поверит? Мою беременность сейчас вряд ли даже на УЗИ-то можно разглядеть. Скажет, что придумываю, чтобы вытянуть побольше денег из её сына.

— Мы, не так давно близки с вашим сыном…

— Это я знаю! — жёстко прервала она меня. — Так беременна или нет? Говори правду!

Ну что ж, правду, так правду.

— Да, беременна!

Бабайка медленно откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Застыла в этой позе минуты на три или четыре, я не следила за часами, но ждать её муторно. Заснула она что-ли? Судя по дыханию — нет. От скуки я снова начала разглядывать её портрет, сравнивая с оригиналом. Потом, мой взгляд задержался на начальнице в кресле. Всё-таки странная у неё реакция на известие о том, что скоро станет бабушкой. Я-то ждала, что она на меня орать начнёт, обвинять во лжи, корысти, а тут — такое спокойствие. Наконец-то Эльвира отмерла.

— А завещание? — вдруг спросила она, открыв глаза и глядя куда-то мимо меня. — Отец подарил ему завещание?

— Да, в день нашей регистрации.

Бабайка громко охнула и закрыла лицо руками. Плечи её начали вздрагивать, послышались всхлипывания. Такая реакция удивила меня ещё больше! Во-первых, я никогда не видела её плачущей. Во-вторых, не могу понять, что именно её так расстроило? Известие о том, что ей ничего не достанется по завещанию, а достанется сыну? Или всё-таки новость о моей беременности?

Эльвира Степановна принялась плакать сильнее. Через минуту она просто разразилась рыданиями: упала на стол, уткнувшись лицом в сложенные руки и горько плакала, вздрагивая и похрюкивая. Растерявшись, я поднялась с места и не знала что делать. Бежать за помощью! Вот, что надо делать.

Выскочив из кабинета, я обратилась к секретарше:

— Есть что-нибудь успокоительное?

Ну вот, теперь секретарша растерялась, уставилась на меня во все глаза.

— Нет, а что случилось?

— Ба… хм, Эльвире Степановне плохо, найди успокоительное.

— Кому? Кому плохо? — не поверила она.

Я приоткрыла дверь, чтобы были слышны рыдания начальницы. Наташа — так зовут секретаршу, она тоже здесь недавно работает, по крайней мере раньше я её не видела, а имя прочитала на бейджике. Если бы она работала здесь давно, то безусловно не сделала бы того, что сейчас, а именно — достала телефон и просунув его в образовавшуюся дверную щель, с ехидной улыбкой начала снимать.

Выхватив её гаджет, я зло прошипела:

— Совсем рехнулась? Не знаешь, с кем связываешься? За такой компромат она тебя раздавит и ноги о твоё тело вытрет, как о тряпку, — я удалила то, что Наташа успела снять и вернула ей назад телефон. — Быстро иди и ищи успокоительное. Только не говори, что для неё. Иначе я сама тебя удавлю.

Секретарша с испуганными глазами выбежала из приёмной. Немного помешкав, я подошла к кулеру, налила воды в пластиковый стаканчик и пошла обратно к Бабайке. Надо прекратить её истерику, а то ещё скорую вызывать придётся.

— Эльвира Степановна, — тихонько обратилась я к ней, протягивая воду. — Выпейте, пожалуйста.

Бабайка подняла зарёванное лицо. Видок у неё был ещё тот: лицо красное, косметика размазана. Глядя на меня непонимающе, спросила:

— А? Что?

— Выпейте, — повторила я.

Она взяла у меня из рук стакан и начала пить, потом, вдруг выплюнула всё обратно. Брезгливо морщась, поинтересовалась:

— Что это?

— Вода.

Эльвира вернула мне ёмкость и я вылила его содержимое в кадку с пальмой стоящую у окна, сам пластик выкинула в урну. Тем временем Бабайка уже успела достать из сейфа бутылку элитного виски и две рюмки.

Поставив их на стол, наполнила и приказала мне:

— Садись, выпьем. Разговор будет не из лёгких. — Видя моё замешательство, возмутилась: — Что такое? Не хочешь уважить свекровь? — её глаза сверкнули злобой. Затем, взглянув на мой живот, смягчилась: — А-а-а, совсем забыла, тебе ж нельзя. Хорошо, просто присядь и слушай, а я буду пить и говорить.

Я села на прежнее место и приготовилась слушать.

Бабайка до дна осушила сначала одну рюмку и тут же вторую. Глядя на неё, я невольно скривилась. Это как же можно так легко пить виски без закуски? У неё внутри, наверное, всё горит.

Однажды я попробовала сей напиток, когда с Толиком жила. Друзья его приехали и привезли нам из Грузии подарок. Мне не понравился. Такой крепкий напиток больше подходит для мужчин, чем для женщин. Я предпочитаю слабенькое вино. Теперь, вообще больше ничего не предпочитаю.

Эльвира немного посидела, помолчала, затем, налила ещё рюмку и тоже махом выпила. Опьянела она мгновенно. Вот, что значит отсутствие закуски.

Посоловевшими глазами глянула на меня, прыснула от смеха и тут же успокоившись, заплетающимся языком произнесла:

— Хорошо быть ведьмой?

Я оторопела. Похоже, ей известно гораздо больше, чем я думала.

Она ещё налила виски и собралась выпить, но тут я ей помешала: встала и закрыла ладонью рюмку.

— Эльвира Степановна, может хватит? Напьётесь и вообще не сможете говорить.

Бабайка взяла мою руку и начала разглядывать.

— Красивая ручка, такая нежная кожа… Вот что значит быть ведьмой. А мне вот не повезло, — отшвырнула мою руку от себя. — Посчитали, что у меня нет способностей. Злости во мне достаточно, а способностей, — высунув язык и разведя руками, она произвела звук, как делают дети, когда балуются, — нету. Зато я оказалась годна, чтобы зачать от демона.

Её лицо приобрело плачущую гримасу, а из глаз вновь полились слёзы. Потом, она плавно начала сползать со стула на пол. Я кинулась её поднимать.

Но, вместо того, чтобы встать, она вдруг бухнулась передо мной на колени и начала говорить странные вещи:

— Спаси моего сына! Умоляю-у-у-у-у! — завыла она, обнимая мои ноги. — Я знаю! Ты можешь! Говорят, ты очень сильная! Помоги! Спаси его!

Я, пытаясь оторвать её от себя, ответила:

— Эльвира Степановна, что вы делаете? Встаньте! Вдруг кто увидит?

В подтверждение моих слов в кабинет вошла секретарша, держа в руке тёмный флакончик, наверное, нашла успокоительное. Оторопев, она встала как вкопанная. Бабайка её даже не заметила,