Алхимия желания - Дж. Теджпал Тарун

Я взглянул вверх: судья надел красную конусообразную шляпу с серебряным колокольчиком из папье-маше на верхушке. Он громко гудел во вращающийся гудок, раздувая толстые щеки; вместо молотка у него в руке теперь был большой ананас.

Я посмотрел на него умоляюще и сказал:

― Милорд, ваша честь, можно я пойду домой и закончу свой труд?

― Чтооо? — переспросил судья.

― Милорд, глюкодин и парацетамол! — закричала толпа.

И судья поднял большой ананас, держа его высоко, словно трофей, чтобы осипшая толпа могла поаплодировать, а затем ударил им о стол.

Ананас взорвался, словно бомба, аккуратные кусочки разлетелись по залу суда.

Сумасшедшая толпа закричала:

― О Шекспииииир!

И стала хватать кусочки, словно летающие тарелки.

Судья посмотрел на полицейского с ввалившимися глазами и рявкнул: «Франц!»

Франц наклонился вперед и звучно ударил меня еще раз.

Я закричал:

― О Шекспиииир!

Все обрадовались, подняли руки и начали танцевать.

Физз сурово посмотрела на них, вынула изо рта свисток и объявила перерыв.

Я тотчас проснулся, потянулся к молчаливому будильнику и прижал его рукой.

Не разбудив Физз, я сделал себе чашку чая и выпил ее, стоя на балконе. Было еще темно. Ни в одном из соседних домов не горел свет. Как только пробьет шесть часов, за каких-то безумных пятнадцать минут проснутся дети, появятся газеты, чай и на улицах покажутся прохожие. Это был последний час тишины, и казалось, что даже уличные фонари отдыхают после долгой ночи.

Выпив чашку чая, я вошел в кабинет и открыл «Брата», прочитал все, что написал до этого. Было несколько неплохих мест. Но когда я закончил, то оказался там же, где был, когда мы пошли в «Сузи Вонг» неделю назад.

Однако я решил больше не колебаться: «Помни, труд писателя в большей степени зависит от его дисциплины, чем от вдохновения». Я начал стучать по клавишам. Начал третью часть.

Я занимался этим всю неделю, сочиняя без особой радости. Физз догадалась об отсутствии у меня вдохновения и попыталась помочь мне. Но в нашей жизни появились и другие проблемы. Пока у меня с трудом шел процесс написания книги, у нас стало туго с деньгами.

Я надеялся что мы сможем прожить еще три месяца на деньги, скопленные пока я не ушел с работы. Но теперь оказалось, что на создание книги могут понадобиться годы. У нас не было сбережений, и моя последняя зарплата давно была потрачена. Физз была вынуждена продать наш маленький телевизор «Акай» за три тысячи рупий, на это мы и жили.

Но, придерживаясь нашего первоначального договора, мы отказывались беспокоиться о деньгах.

Отказывались даже говорить об этом.

— Я устроюсь на работу, — просто сказала Физз.

По некоторым причинам я не хотел, чтобы она работала, пока я пишу. Я думал, что это лишит мой труд какого-то блеска.

— В этой глупой школе Св. Цезаря я могу преподавать английский и географию. Мистер Шарма постоянно просит меня об этом.

— Это идиотское место. Этот парень — обманщик. Его основной бизнес — продажа деталей для мотора. Он, должно быть, прекрасно считает, но я сомневаюсь, что он знает алфавит, — возмутился я.

— Какое это имеет значение? Это только по утрам, и всего пару месяцев! — воскликнула Физз.

Мы сидели в нашем любимом кресле. Она взяла меня за руку, одарила улыбкой и продолжила:

— Потом в любом случае Пандит нас выручит.

Следующим утром она уверенно направилась в школу, после обычных процедур этих гаражных школ ее тотчас назначили учителем младших классов и попросили начать работу со следующего дня. Это была загадка гаражных школ Индии! их всегда называли в честь христианских святых, и там всегда отчаянно нуждались в учителях. Там постоянно было место еще для одного студента, еще для одного учителя. Классные комнаты размещались на балконах, верандах, под лестницами. «Да, мэм, поставьте свой стул прямо здесь, рядом с учителем. Нет, он сидит не слишком близко. Он требует особого внимания. Слишком много людей? Совсем нет. У нас строгие правила относительно того, сколько учеников набирать в класс».

Ей дали зарплату в тысячу двести рупий.

С такими деньгами мы могли протянуть какое-то время. У мае еще осталось пятьсот рупий после продажи телевизора.

Когда Физз начала работать в школе, я вернулся к своему старому расписанию. Сначала я хотел проводить утро с ней, потому что без спокойного настроения после занятий любовью трудно было сосредоточиться на работе.

Ничего не получалось с «Братом».

Я просто создал схематичные образы Абхэя, его отца, его деда и историю их жизни. Но это, как я теперь понял, не имело никакого значения. Мне нужно рассказать о них все. Проблема заключалась в том, что я не знал подробностей их жизни. Что они ели? Каким мылом пользовались? Каким маслом? Как они путешествовали? Какие газеты читали? Сколько денег тратили? Я также не мог проникнуть в их сердца и головы. О чем они думали? Были ли у них любовные порывы? Как они с ними справлялись? Разговаривали ли о своих чувствах с женами? Как? Болтали ли они со своими детьми?

У меня было представление обо всех этих вещах благодаря моим разговорам с отцом и другими старшими, которые жили в то время. Исторические подробности подходили для простого чтения. С этим материалом, как я теперь болезненно понял, можно было написать эссе в пять тысяч слов, а не роман в сто тысяч слов.

Устав от своей первоначальной бравады, я начал чувствовать с растущим ужасом, что строю замок из песка. Крупицы невежества, ошибки и чистые предположения ловко наложились друг на друга, но первая волна критического чтения — и этот замок перестанет существовать.

Я пытался притвориться, что главная моя проблема состоит в сюжете, а не в отсутствии знаний и жизненного опыта. Потому я пошел на хитрость в третьей части. Я говорил себе: «В настоящей жизни много вымысла, и у меня нет причин стесняться этого».

Я придумал страстные ссоры между отцами и детьми. Они читали друг другу лекции по философии, о жизненных ценностях и материализме — кричали, хлопали дверьми и окнами. Действие развивалось хаотично. Пандит подкупил тюремщиков, чтобы у его сына была лучшая еда и койка; Пратап узнал об этом и обезумел. Абхэю позвонил продюсер из Бомбея, но ему пришлось заплатить много денег, чтобы состоялся его дебют. Он убедил Пратапа, что брать взятки — это неплохо. Подружка Абхэя забеременела. Абхэй бросил ее. Она пошла к его отцу. Пратап нашел для нее работу. И устроил аборт. Вскоре она вступила в связь с ним. В другой повествовательной линии Пандита поймали за махинациями с едой для военного городка. У него была встреча с Андерсоном. Деспотичный Пандит упал к ногам белого человека. Они заключили перемирие. Пандит начал поставлять мальчиков-гомосексуалистов из провинции. Между тем, по иронии судьбы, Абхэй был вынужден ублажать своего продюсера, чтобы встать на ноги.