Нежные признания - Барбара Картленд

В эту минуту он излучал гордость, силу и уверенность в себе, приличествующие его титулу, и казался способным на все.

Он глядел в сторону, рассматривая пейзаж за окном, и Лавина видела его профиль и нос с горбинкой, подчеркивавший мужественность лица.

Потом он повернулся, улыбнулся ей… и вдруг мир стал другим. Улыбка его неожиданно показалась девушке настолько обаятельной, что на какой-то миг она увидела того мужчину, которого встретила на яхте, когда они вместе погрузились в мир музыки и, казалось, нашли друг друга.

Подъехав к замку Балморал, карета мягко остановилась. Выбежавшие слуги разложили лесенки и открыли двери.

Внутреннее убранство замка поразило Лавину. Королева Виктория любила все шотландское, включая тартан^[7], поэтому он здесь был везде: тартановые портьеры, тартановая обивка мебели, мили и мили тартанового ковра.

Еще большее удивление вызвали развешанные повсюду таблички «не курить». Королева Виктория терпеть не могла курение и в своих дворцах всеми силами старалась усложнить жизнь курильщикам.

Потом они подошли к двери в большой приемный зал. Лавина с отцом должны были войти первыми, маркиз – за ними.

Управляющий громким голосом объявил:

– Лорд Рингвуд, леди Лавина Рингвуд и лорд Айвен, маркиз Элсвик.

Лавина посмотрела на крошечную фигуру королевы в конце длинного ковра. Королева была невысока ростом, но ей она показалась колоссом, возвышающимся над всем миром и грозящим ей страшной судьбой.

Потом она почувствовала, как чьи-то пальцы взяли ее руку и крепко сжали. Это маркиз напоминал ей о своем обещании защищать ее, что бы ни случилось.

Она в ответ тоже сжала его руку, давая понять, что доверяет ему, после чего двинулась по ковру в долгое путешествие к королеве Виктории и другой фигуре, стоявшей рядом с ней.

То был мужчина ниже среднего роста с черными жирными волосами и пышными усами. Но внимание Лавины в первую очередь привлекли его толстые мясистые губы, маленькие хитрые поросячьи глазки и самодовольное выражение лица. Она поняла: это принц Кадратца Станислав – человек, за которого ее величество вознамерилась выдать замуж Лавину, чем бы это ни обернулось для самой Лавины. Сердце ее могло разбиться, она могла дойти до отчаяния, но решительная маленькая европейская сваха хотела любыми средствами заставить ее вступить в этот чудовищный брак. Лорд Рингвуд поклонился монарху, а Лавина присела в глубоком реверансе.

Королева долго молчала, рассматривая их с выражением холодного презрения, потом заговорила строгим голосом:

– Рада вас видеть, лорд Рингвуд. Наконец-то! Мы были очень расстроены тем, что вы не нашли возможным откликнуться на наш предыдущий вызов для обсуждения вопроса государственной важности.

От того, каким тоном были произнесены последние слова, у Лавины кровь застыла в жилах. Стало понятно, что королева намерена добиваться своего.

– Простите, ваше величество, – сказал лорд Рингвуд. – Я не хотел проявить неуважение, но мы тогда праздновали помолвку моей дочери с маркизом Элсвиком, я был просто вне себя от счастья, и, боюсь, у меня в голове все перемешалось.

При упоминании о помолвке лицо королевы напряглось, но сказала она лишь:

– Это не важно. К счастью, мы успели вовремя разобраться.

– Добрый вечер, ваше величество!

Голос, произнесший эти слова, принадлежал маркизу; обращаться к королеве первым было грубым нарушением протокола. Лавина увидела, что стоявшие вокруг них придворные замерли, пораженные и возмущенные подобной дерзостью.

Но маркиз понимал, какую игру затеяла королева, и не собирался позволить ей установить свои правила. Сумев столь бесцеремонным способом привлечь к себе внимание монаршей особы, он устремил на нее прямой взгляд. Однако она не посмотрела ему в глаза, вместо этого велела Лавине и ее отцу подойти к маленькому человечку, который стоял рядом с ней.

– Принц Станислав, позвольте представить вам двух членов королевской фамилии. Граф Рингвуд и его дочь, леди Лавина Рингвуд, о которой я вам рассказывала.

Невозможно было не понять значения ее интонации и взгляда, который принц устремил на Лавину. Он немного прищурился, как бы оценивая девушку, и на лице его появилась неприятная улыбка.

Лавина содрогнулась. На ее платье, как и на любом вечернем, был глубокий вырез, и теперь этот слизняк откровенно пялился в ее décolletage^[8].

Когда она выпрямилась, принц улыбнулся ей.

– Очаровательно! – произнес он с сильным акцентом. – Чудесно! Вы в точности такая, как мне вас описывали.

Лавина придала своему лицу подчеркнуто безразличное выражение.

– Вашему высочеству не стоит от меня чего-то ожидать.

Он улыбнулся еще шире и посмотрел на нее, как кот на сметану.

– Стоит. И я с величайшим удовольствием объясню вам почему.

«Если бы только папа мог помочь», – пронеслось в голове девушки.

Но королева заняла его разговором. Она улыбалась и держалась очень приветливо, однако Лавина подозревала, что она нарочно его отвлекает, чтобы он не мешал ее разговору с принцем.

Но приема ждали еще несколько человек, и даже королева не могла задерживать их слишком долго.

Лорд Рингвуд переместился к принцу Станиславу и устремил на него такой злобный взгляд, что Лавина даже опешила. Она и не подозревала, что ее добрый отец был способен на ярость.

Но принц остался невозмутим.

– Лорд Рингвуд, позвольте вас поздравить. У вас очаровательная дочь. Я в этом деле знаток. Мы в Кадратце умеем ценить красивых женщин.

Лорд Рингвуд едва не задохнулся от негодования, услышав эти слова. Как всегда, когда дело касалось его милой дочери, он поднимался до новых высот.

– Ваше высочество слишком добр к нам, – сухо произнес он с поклоном.

Станислав открыл рот, чтобы что-то сказать, но граф продолжил:

– Я знаю, что выражу мнение не только свое, но и моей дочери, когда скажу, что возможность встретиться с человеком, чье имя гремит по всему миру, для нас большая честь.

Станислав сделал еще одну попытку.

– Мы много слышали о красотах Кадратца, – с напором продолжал лорд Рингвуд, немного повысив голос. – И встреча с вашим королевским высочеством лишь приумножила радость нашей семьи, вызванную помолвкой моей дочери Лавины и маркиза Элсвика, который, как видите, сейчас находится здесь, с нами.

Он замолчал, потому что запыхался от такой длинной тирады.