Драгоценный враг - Уинтер Реншоу

Вот тебе и «маленькое сборище» Адрианы.

Я мог бы сказать ей, что это произойдет…

Любитель.

Я сажусь на шаткий металлический стул в патио и проверяю время. Прошло три минуты, почти четыре. Проходит еще две, пока она возвращается, и на этот раз она несет два стакана.

— Двойная порция? — спрашиваю я.

Она ставит один передо мной.

— Решила налить тебе еще, пока я на ногах.

Это пиво слабое. Вода в моче. Но жест милый… и определенно многообещающий.

— Тебе не нужно было этого делать. Но спасибо, — я выливаю свое теплое, полупустое пиво через край и ставлю новый стакан в старый.

— Не пытайся ничего в этом выискать. Я все еще не решила.

— Конечно.

Шеридан садится на стул рядом со мной, теплый свет домашних ламп купает ее в мягких тенях.

— Это больно? — она указывает на мою бровь. — Двойной пирсинг?

— Чертовски. Но только несколько секунд. Потом все проходит, — я могу придумать миллион вещей, которые болят сильнее, чем две штанги в брови.

— А что насчет этого? — Шеридан проводит кончиками пальцев по моему рукаву с татуировками. Последние полтора года я работал над этим, и сейчас я почти полностью заполнил эту руку — к большому огорчению моего отца. Именно поэтому он заставляет меня надевать рубашки с длинными рукавами на мою «стажировку», даже когда на улице сто градусов.

— Терпимо, — говорю я.

Я не говорю ей, что я один из тех редких чудаков, которые наслаждаются болью. Беспрестанные микроскопические уколы. Боль. Жжение.

— Боль заставляет меня чувствовать себя живым, напоминает мне, что я сильнее ее. А что насчет тебя? Что-нибудь прячется под этими милыми сарафанчиками?

Я бы съел свой гребаный кулак, если бы она сказала, что у нее пирсинг в сосках.

Шеридан смеется, пожимая плечами.

— Ничего. Я довольно скучная. Только сережки в ушах.

— Может, нам стоит что-то с этим сделать, — я беру напиток.

— Я пас. Этой осенью я поступаю в школу медсестер, а там довольно строго относятся к подобным вещам. Свежий пирсинг и все такое. Они даже не хотят, чтобы мы пользовались лаком для ногтей. Это связано с гигиеной. И школьной политикой.

— Где ты учишься?

— Общественный колледж Бриардейл, — говорит она. — В паре часов отсюда.

— Я знаю, где это. Я учусь в Бекслере… примерно в часе езды к югу оттуда. Старик заставляет меня изучать бизнес. Он убежден, что без практического образования я ничего не добьюсь.

Он и не подозревает, что значительная часть ежемесячного пособия, которое он вносит на мой счет, идет прямиком к сверхуспевающим умникам, которые посещают большинство моих занятий онлайн. Я могу получить десятистраничную научную работу за триста баксов с уведомлением за сорок восемь часов. Это действительно потрясающе. И я не чувствую себя виноватым. Идиоты с шикарными дипломами создали несовершенную систему. Я делаю то, что сделал бы любой человек с двумя мозговыми клетками и толстым банковским счетом, если бы его заставили пойти в какой-то заоблачно дорогой колледж в гребаной глуши.

— Это менталитет старой школы, — говорит Шеридан. — Они думают, что высшее образование — это все, но любой может добиться успеха и без него. Многие люди недооценивают наше поколение, но мы еще молоды. У нас еще есть время доказать, что они ошибаются.

— Это говорит девушка, выбравшая верный путь к карьере медсестры, — говорю я.

— Что плохого в уходе за больными?

— Ничего. Медсестры — ангелы, мать их. Я просто имею в виду, что ты не совсем выходишь за рамки, поэтому я нахожу твой совет… интересным.

— Ты прав. Но я хочу спасать жизни и помогать людям чувствовать себя лучше, и это способ сделать это. Это не лишает меня права иметь свое мнение о карьерных возможностях нашего поколения.

Я изучаю ее в лунном свете. Шеридан наблюдает за мной в ответ, впитывая мой взгляд, как будто изучает каждый угол моего лица.

— Так чем ты собираешься заниматься, когда закончишь школу? — спрашивает она.

Это не тот вопрос, который мне когда-либо задавали. По крайней мере, не лично мне.

Если спросить моего отца, он скажет, что я остригу волосы, выдерну пирсинг и пойду работать к нему. Этого и следовало ожидать. Быть одним из его верных солдат Монро.

Много лет назад дядя Род был правой рукой отца. Потом между ними начались неприятности, и отец решил заменить его на Гэннона, только что окончившего колледж. Податливый, уступчивый и отчаянно нуждающийся в одобрении отца. От него все еще пахло новоиспеченным выпускником.

Дядя Род до сих пор не оправился от предательства. Не могу сказать, что я его виню. Зная, как действует мой отец, уверен, что Рода трахали семью способами, начиная с воскресенья, больше раз, чем он может сосчитать.

Я скорее проткну себе яйца ржавым ножом для масла, чем проработаю хоть один день под началом Гэннона.

— Все еще пытаюсь разобраться в этом, — говорю я ей.

— Я полагала, что твой отец найдет для тебя работу в день окончания университета.

Я выдыхаю. Делаю глоток пива.

— Так и есть.

— Но ты не хочешь этого?

Прежде чем я успеваю ответить, звонит ее телефон.

— Извини, это моя мама. Две секунды, — сосредоточившись на экране, она набирает несколько быстрых сообщений, прежде чем откинуться на спинку кресла. — Хорошо, все в порядке. Она забыла, приняла ли она уже свои лекарства в четыре часа.

— Должно быть, тебе тяжело.

— Прости?

— Приходится быть родителем, — я указываю на ее телефон. — Всегда быть начеку. Это должно быть утомительно. Адриана рассказала мне о том, что твою маму госпитализировали в прошлые выходные. Я не знал, что она больна.

Шеридан прикусывает внутреннюю сторону губы, не отрывая внимания от потемневшего экрана телефона.

— Я серьезно насчет помощи, — добавляю я.

Правда, я не жертвую на благотворительность. Мой отец говорил, что чаще всего девяносто два цента из каждого доллара, который