Сласти, страсти и тайны королевского двора - Тиро Томое

вымешивали тесто, пока оно не стало гладким и нежным. Тут и подоспел тот самый момент, когда нельзя топать и шуметь. Тесто отправилось на расстойку отдыхать и набираться волшебных сил!

На плите тихонько булькала уха, в которую вскоре должны были отправиться коренья и зелень. Кусочки очищенной форели, смешанные с репчатым луком кубиками, влажно розовели в чашке, рядом благоухал нарезанный зелёный лук, в который я всыпала отваренный до готовности белый рис. Осталось только нарезать крутые яйца и дождаться, пока тесто подойдёт.

Пока я доваривала уху, а потом мыла посуду, тесто успело пару раз подняться. Я разделила его на кусочки, скатала шариками и вновь отправила на отдых. Духовка к этому времени уже разогрелась как надо. Дрова папаша в этот раз закупил отменные!

Весело насвистывая под нос, я раскатала шарики в кружочки и начала ваять расстегаи: ложка риса, ложка кусочков крутых яиц, ложка форели с луком. Края расстегаев защипывала изящной косичкой, а в центр, там, где оставалась дырочка, укладывала кусочки жёлтого масла.

Расстегаи отправились в духовку и вскоре по дому поплыл дивный аромат свежей выпечки, который привёл домой папашу под руку с дядькой Скитом.

Как раз вовремя, потому что на улице громыхнула гроза, так долго наползавшая на Трилло.

Глава 24

Глава 24

На столе дымился горячий чайник с ароматным травяным сбором, собственноручно приготовленным папашей и смешанный с крепкими чайными листьями, от которых я так и не смогла отказаться. Привычка-с, простите. Рядышком, на большом блюде, укрытом белой салфеткой, горкой возвышались пушистые расстегаи – сочные, как арбуз, и золотисто-румяные, как утренняя заря. На краю стола высилась стопка пустых тарелок из-под ухи.

Папаша сонно помаргивал, прислушиваясь к удаляющимся раскатам грома и затихающему звуку льющейся воды, кивал в такт словам дядьки Скита и помешивал ложечкой в чашке с чаем. Дядька, сыто облизываясь, вкусно ел варенье из глубокой пиалы, закусывал расстегаем и сочно рассказывал очередную байку.

— Вот я и говорю ему, ты чего мне притащил на заточку? А знаешь, чё этот зелёный дурень сказал?

— Что? – ухмыльнулся Исайя, прекрасно зная, что будет дальше.

Дядька Скит эту историю уже сотый раз по кругу пересказывал. А может и больше. Всё-таки знакомы они с Исайей практически с молодости, только не совсем понятно с чьей. Исайя так-то постарше будет. Наверное.

Не дожидаясь шутки Скита про тролля, который каменюку притащил на заточку, я поднялась из-за стола и принялась собирать посуду. У меня ещё дела, а старики пусть посидят.

Знаю я, что будет дальше. Не успею я выйти за дверь, как Скит хитро подмигнёт Исайе и на столе организуется наливка и пара крохотных рюмочек. Потом потекут совсем другие беседы, чаще о прошедших годах, а после сядут два друга рядышком, обнимутся и негромко затянут песню о чёрной птице, что горько плачет над их головами, путаясь в туманной пелене вечности.

— Ты куда, Летта? – привычно заволновался папаша, — посиди ещё. Ты так редко теперь дома бываешь.

— Да, посиди, — подхватил Скит, но глазки его влажно заблестели в предвкушении предстоящего возлияния.

— Да нет, Исайя. Вы отдыхайте, а я с посудой разберусь, потом мусор выброшу и спать лягу. Мне завтра рано вставать.

Я всегда делала вид, что не знаю про их миленькие шалости, а потом, лёжа в постели, слушала негромкие разговоры, доносящиеся через неплотно прикрытую дверь, и незаметно засыпала.

— К Мартину сегодня не идёшь? – спросил Исайя, отодвигая чашку.

Взгляд папаши был чуть виноватым, словно задумал он какую шкоду, а теперь боялся получить нагоняй.

Ага, а рюмочки-то Исайя заранее припрятал. Как всегда!

— Неа, Мартин сказал, что сегодня предвидится слишком шумный вечер. Банкет кто-то организует для йоменов и солдат местной гвардии. Так что я в отгуле, — добродушно улыбнулась я, подхватывая посуду, — просто отосплюсь в кой-то веки!

— Ну, хорошо, дочка, — кивнул Исайя, — можешь, как мусор выкидывать пойдёшь, сумку захватить и к Твине занести? Там порошки готовы, которые она заказывала. И скажи ей, чтобы серебрянку экономно расходовала, а то сыпет почём зря, — нахмурился Исайя, складывая суховатые руки поверх стола, — не сезон на неё, да и я слаб ногами, чтоб в такие дали за травой ходить.

— Хорошо, — кивнула я, — оплата?

— Уже, дочка. Уже всё оплачено.

Я улыбнулась, отметив, что Скит радостно потирает нос, а руку уже запустил в свою сумку, стоящую у его ног, и ушла на кухню. Там немного погремела посудой, делая вид, что не слышу, как звонко зазвучали голоса в гостиной. Чтобы не смущать стариков своим присутствием, выкинула в окно мешок с мусором, не глядя прошла через гостиную в каморку для трав, подхватила сумку, сходила в свою комнату за кофтой и вышла во двор, громко попрощавшись перед тем, как закрыть дверь.

Старики меня не услышали, да и не надо было.

Забрав мусор, я вышла за калитку. Гроза принесла свежесть, напитала зелень влагой, а по улицам расстелила полосы густого молочного тумана.

Погода в Трилло всегда была странной. Днём солнце могло раскалить всё до температуры духовки, а ночью выпадала холодная роса, которая должна была сгубить зелень, но странным образом делал её только живее и крепче.

Местные убеждённо говорили, что то благодетель Богини, которая денно и нощно бережёт королевство от беды.

Вот и сейчас после дневного жара на улице сгустилась осенняя прохлада. Молоко тумана запуталось в кронах деревьев, влажно горюющих о тёплых лучах солнца. Фонари, в которых слабо мерцали кристаллы света, выглядели унылыми призраками былого дня.

На улице не было не души.

Даже вездесущие ночные коты и собаки куда-то подевались. Смыло ливнем, надо полагать, и теперь сидят они по домам, греются возле тёплых каминов, а на улицу и носу не высунут.

И вроде привычная улица, но туман и безлюдность сделали её какой-то мрачной.

— Бр-р, — поёжилась я, подхватывая мешок с мусором, — жутковато.

Идти было недалеко. Метров сто-сто пятьдесят до помойки, а потом свернуть в переулок, пройти ещё пятьдесят метров, свернуть на дорогу, перейти её по диагонали и упрёшься в дом Твины, местной художницы. Она пишет чудесные картины, но на жизнь зарабатывает окраской тканей. Вот и снабжает её папаша красителями разной степени редкости, Твина сама смешивает их в нужных пропорциях, чтобы на выходе получить стойкий и очень яркий цвет, ну или нежный. Тут всё от заказчика зависит.

Судя