Девочка для ледяного - Кристина Юрьевна Юраш

class="p1">Я почувствовала, как мир сузился до его вдоха и выдоха, скользящего по моей коже. Я сжала бедра, понимая, что никогда в жизни не испытывала ничего похожего. Опьяняющая смесь страха и желания заставила меня приоткрыть губы, словно я ловила этот поцелуй губами.

Это было прикосновение его желания, его власти, его магии.

Как будто он вложил в этот поцелуй всю свою страсть.

— Какая же ты сладкая, — обожгло мою кожу дыхание холода.

Я закусила губу, чтобы не застонать.

Я чувствовала, как он вдыхает запах моей кожи, словно дикий зверь обнюхивает меня. Я слышала его хрипловатый выдох, от которого у меня задрожали кончики пальцев.

Чувства обострились до предела.

И я почувствовала, как дыхание отдаляется.

Я слышала его шаги.

Он отступил. На шаг. На два. На три.

В комнате стало тихо.

Он исчез.

Я осталась стоять, полуобнажённая, с платьем на талии, с инеем на коже, с его запахом в лёгких.

И сейчас я начала дышать. Ловила ртом воздух, делая глубокие вдохи. Голова закружилась, я покачнулась и оперлась рукой на трюмо.

Я подняла голову и посмотрела себе в глаза. Волосы прикрывали бледность лица, но в глазах — тьма.

Я не просто позволила ему войти в комнату.

Я только что чуть не позволила ему войти в свою душу.

Спрятав лицо в руках, я попыталась перестать думать о нем. Но это казалось невозможным.

Мне захотелось прижаться к нему всем телом, почувствовать его всем телом, сдвинуть маску и… прикоснуться к его губам. Увидеть его лицо. Настоящее, а не оскал маски.

Я застыла, словно погружаясь в эту фантазию. Она завораживала.

Осторожно сдвинув корсет платья, я увидела узоры на шее и груди. Словно белое кружево.

Красиво и больно.

Но от прикосновения к узору я чувствовала, что живая.

Я сняла платье и облачилась в ночную рубашку. Ткань казалась грубой, раздражающей, ворот слишком тугим, словно ошейник, который сдерживает душу, мечтающую вырваться из-под этого скромного безобразия.

Я дернула за колокольчик, терпеливо ожидая, когда прибежит горничная.

— Да, мадам, — кротко кивнула она, заходя в комнату.

— Принеси мне… горячий чай и… — я на мгновенье остановилась. — Журнал одежды для женщин. Я бы хотела завтра отправить кого-то в город, чтобы он купил мне все необходимое.

Служанка исчезла за дверью.

Я не хочу спать в этой рубашке примерной жены, которая так же неудобна, как и роль примерной супруги!

Журнал лег мне на одеяло, а я выбрала несколько красивых ночных рубашек, приказав завтра же утром отправить слугу за ними.

Чай обжигал, а я пыталась согреть свою душу и мысли, понимая, что это — ненормально. Ненормально сводить колени под одеялом, думая про убийцу в маске.

— Ты больная женщина, — шептала я сама себе.

Мне принесли ужин, а я думала о том, как я не хочу проводить этот Черный Бал. Но — это дань традиции! И он должен быть обязательно.

С этой мыслью я почувствовала, как меня просто отрубает. Буквально! Словно кто-то выключил мое тело.

Я посмотрела на кружку с чаем, потом на кровать, до которой оставалось шагов пять.

Я сделала шаг, а потом услышала звук падающего тела. Последнее, что меркло перед моими глазами — потолок.

Лиор… Отравил… меня….

Глава 42

— Давай, — послышался нетерпеливый мужской голос, грубый, как наждачная бумага, и чужая рука рванула на мне рубашку.

Ткань, тонкая, как паутина, не выдержала и разорвалась с треском, обнажив плечо.

— Не упрямься… Не захотела по-хорошему… А ты красивая… Я думал, что ты совсем убожество, а ты еще и красавица…

До меня дошел смысл этих слов.

Холодный ужас пронзил меня, как ледяной нож. Я открыла глаза, и мир сузился до пахнущей пылью подушки, в которую вжали моё лицо.

Чужой вес давил на спину, на руки…

Руки были связаны за спиной, веревка жгуче врезалась в кожу, обещая синяки. Я попыталась резко обернуться, но чья-то ладонь, влажная от пота, вдавила мою голову в подушку так, что воздух перестал поступать в легкие. Я задергалась, слыша хриплое, животное сопение над собой. И только сейчас поняла: я не просто в опасности.

Я — трофей.

Я открыла глаза и почувствовала, что лежу лицом в подушке, а мою рубашку пытаются задрать. Я попыталась резко обернуться, но мою голову тут же вжали рукой в подушку так, что мне стало тяжело дышать.

Я задергалась, слыша мужское сопение. И только сейчас поняла, что мои руки связаны за спиной.

— Не бойся, — слышала я сбивчивый шепот, пропитанный запахом вина и пота. — Я на тебе женюсь… Позора не будет… Все будет хорошо… Будет красивая свадьба… А пока что потерпи…

— Ы-ы-ы-ф! — заорала я в подушку, пытаясь извиваться, как гусеница, и брыкаясь ногами. Проклятая сорочка! Я как конь стреноженный!

Отвратительный, чужой сладковатый аромат парфюма, смешанный с запахом алкоголя, вызвал тошноту.

— Лауд! Я говорил тебе связать ноги, — прошипел сквозь зубы незнакомый голос. — Неси еще ремень! Надо что-то с ее ногами делать! Видишь, как брыкается!

— Тише, — послышался шепот, а на меня снова дохнуло вином. — Ты только подумай, какие красивые детки у нас будут…

— Лауд! — яростно зашипел голос, а я почувствовала холод. — Ремень! Ты что там возишься?!

Внезапно я услышала кашель над собой. Глухой, сиплый хрип, словно кому-то не хватает воздуха. Затем — резкий, хрустящий звук, как будто кто-то сжал в руке сухую ветку.

Тяжесть на мне исчезла. Тело с грохотом упало на пол, и я, задыхаясь, попыталась сесть, чувствуя, как сердце колотится в груди, как будто хочет вырваться наружу.

И тогда я увидела его.

Убийца стоял у кровати, высокий, темный, как тень, которая вышла из самого мрака. Его маска была чернее ночи, а глаза — льдисто-серые, почти прозрачные, светились холодным, безжалостным светом. В его руке он сжимал не нож, а кожаный ремень, видимо, тот самый, которым должны были связать мои ноги.

— Тише, — властно произнес он, дернув поводок вверх.

Перед кроватью на коленях стоял… виконт. Растрепанный, тяжело дышащий, с расстёгнутым камзолом, который теперь казался ему слишком тесным. Он зверски кашлял, его шея была сжата поводком, как удавкой, и каждое движение вызывало боль.

Позади Убийцы я увидела еще одно тело. Оно лежало, стыдливо прячась за креслом, так что мне были видны только старые, потертые кожаные сапоги на шнуровке. Они были