Красавица и пират - Жюли Галан

Они добрались до Флоренции. И не откладывая дела в долгий ящик, сразу направились к художнику.

Мастерская Доменико Гирландайо Жанну разочаровали. Там было тесно. Помимо самого мастера, в помещении находилось большое количество подмастерьев, постоянно приходили и уходили люди.

Сам художник выглядел усталым. Чувствовалось, что вся эта суета вокруг его утомляет, и он с гораздо большей охотой находился бы сейчас в каком-нибудь храме, спокойно занимаясь росписью стен.

Мастер Доменико казался старше своих сорока лет. Жанне не понравилась та быстрота, с какой художник сделал ее карандашный набросок на картоне. «Из уважения хотя бы к моему титулу, – раздосадовано думала она, – мог бы рисовать и помедленней». А вот Жаккетту, по мнению Жанны, рисовать можно было в два раза быстрее. Там и изображать-то нечего!

Но скорость работы как раз очень понравилась благодетелю – он не хотел задерживаться во Флоренции надолго, надо было успеть до осенней непогоды. Поэтому, убедившись, что одного сеанса мастеру вполне хватило, он с радостью двинулся в путь.

Жанна и Жаккетта толком так и не увидели Флоренции, лишь из окна экипажа они мельком заметили красоту ее домов и улиц. Жанна не преминула мягко попрекнуть этим благодетеля.

Все общество собралось в его экипаже, развлекаясь беседой ни о чем. Отсутствовал только виконт: оказывается, он счел задержку во Флоренции слишком длительной и поехал вперед один, спеша домой по каким-то только ему известным делам. Его отсутствие настроения никому не испортило.

Но Жанна была огорчена, что не увидела город Флоры во всем его великолепии.

– Увы… – вздохнула она. – Флоренцию мы так и не узнали…

– Моя вина! – охотно согласился благодетель. – Надеюсь, мы еще побываем здесь, и я искуплю свой грех, познакомив вас со всеми достойными внимания местами этого дивного города.

Жанну удивило слово «мы». Похоже, благодетель свое дальнейшее будущее видят и в их обществе? Или просто вежливая фраза, не обещающая ничего конкретного? Но беседу лучше продолжить, а что имел в виду благодетель, рано или поздно выяснится.

– Объясните мне, пожалуйста, дорогой маркиз, – попросила она, – господин Лоренцо деи Медичи является правителем Флоренции? Ведь так?

– Так, – подтвердил благодетель.

– Почему же у него нет никакого титула?

– Да потому, дитя мое, – засмеялся благодетель, – что Флоренция – республика.

– Все равно не понимаю, – обиделась Жанна.

– Ну, если вам хочется слушать мои разглагольствования, то я могу рассказать, почему семейство Медичи заняло во Флоренции такое положение.

– Расскажите! – вмешалась в разговор и Жаккетта. – Дорога длинная.

Поскольку неотразимая госпожа Нарджис выразила желание послушать историю Медичи, остальные кавалеры, ранее совершенно равнодушные, присоединились к этому желанию, и при полном внимании слушателей благодетель начал:.

– Как известно, город Флоренция с древнейших времен предпочитает такую форму правления, при которой граждане сами выбирают правителей. И неизбежно при таком устройстве государства и общества большое влияние приобретают отдельные семейства. Могущество семьи Медичи создавалось в течение многих поколений. Уже прадед Лоренцо был достаточно влиятельным человеком и активно участвовал в государственной жизни. Но по настоящему влиять на положение дел в государстве стал дед Лоренцо – Козимо.

Случилось так, что с давних времен граждане Флоренции разделились на две основные партии – партию знати и партию простолюдинов. Козимо был очень влиятельным лицом во второй партии, так как вел жизнь добродетельную и благодаря богатству мог помогать многим своим согражданам, что неизбежно притягивало к нему людей. Даже победа партии знати, дай бог памяти, в 1433 году не нанесла его влиянию урона, скорее даже наоборот. Хотя дело поначалу складывалось очень серьезно.

Противники вызвали Козимо во дворец Синьории и там арестовали. Он был заключен в некоем помещении башни дворца, которое флорентийцы называют «гостиничкой». Там ему пришлось провести несколько дней, слушая бряцанье оружия под окном и звон колокола, призывающего избранных в собрание для решения его судьбы. А враги его, должен вам заметить, хотели умертвить Козимо, чтобы раз и навсегда решить эту проблему. Козимо все это прекрасно знал и больше всего боялся, как бы враги не лишили его жизни противозаконным образом.

– Это как? – не вытерпела Жаккетта.

– То есть не дожидаясь решения собрания, – объяснил благодетель. – Козимо очень боялся яда, поэтому все эти дни не принимал пищу, только подкреплял свои силы небольшим количеством хлеба. Но флорентийский гражданин, коему поручили стеречь Козимо, заметил это и сказал: «Неужели ты думаешь, что у меня так мало чести и я способен приложить руку к твоему отравлению? При таком количестве друзей и во дворце Синьории, и за его стенами тебе не стоит опасаться за свою жизнь. Но даже если и замышляется против тебя худое, то будь уверен, что не моими руками оно свершится, ибо я никогда не видел от тебя ничего дурного. Успокойся и живи. А я буду разделять твою трапезу, чтобы ты не сомневался в моей искренности».

Помощь этого гражданина оказалась для Козимо бесценной, ибо тот привел к нему человека, находящегося в приятельских отношениях с гонфалоньером справедливости, – а это очень важное должностное лицо во Флоренции, уполномоченное выносить решения по вопросам, касающимся жизни и смерти граждан. И после разговора с ним Козимо дал ему письменную доверенность к казначею Санта Мария Нуова на получение тысячи ста дукатов. Сто дукатов брал себе за хлопоты приятель гонфалоньера, тысяча предназначалась гонфалоньеру.