Принцесса маори - Лора Вальден

— Они поверили нашей истории о миссис Болд, которая внезапно бросила мужа, потому что тот пил, — весело добавил брат Пьер. — Она даже оставила там несколько личных вещей. Платье, например…

— Но моя льняная юбка, мой пояс…

— Я, разумеется, их спрятал. Я даже услужливо показал спальню и ругал неверных женщин. Наверное, он так и не понял до конца моих слов. Я думаю, ему было неприятно, что пакеха говорит ему столько непонятных слов. Они не захотели попробовать вина и очень быстро ушли из нашего дома.

— Мы обвели их вокруг пальца. Они больше не вернутся, к тому же я рассказал им, что южнее Хейстингса есть еще одна женщина-маори, которая живет с пакеха.

Брат Пьер потер руки от удовольствия.

— Брат Пьер, разве вам неизвестно, что говорить неправду грешно? — Лицо отца Клода помрачнело.

— Я прежде спросил у нашего Господа разрешения, и он ответил: «Брат Пьер, если это послужит добрым целям, делай то, что нужно!»

Том громко расхохотался. Ахоранги задумалась. Ей стало намного легче.

Отец Клод пытался сохранить серьезный вид, но потом и у него уголки рта начали подергиваться. Теперь и брат Пьер не мог больше сдерживаться. Смех мужчин был слышен на всех окрестных виноградниках.

— Может, это все было связано с третьим человеком, — заметил Том после того, как они успокоились.

— Какой еще третий?

— Когда твой отец осматривал наш дом, появился третий маори и взволнованно что-то шепнул ему на ухо. Я услышал лишь обрывки фраз, но так ничего и не понял. Единственное, что я разобрал, это «те кооти». Тебе это о чем-нибудь говорит?

Ахоранги задумалась. Ей что-то чудилось, она, казалось, что-то слышала, связанное с этим именем… Потом она вспомнила.

— Те Кооти — это вождь, который боролся на стороне правительственных войск против движения Паи-Марире, это своего рода религия. Мой отец поддерживал это движение и был на стороне мятежников-маори, но смог избежать ареста. Много бунтовщиков изгнали на архипелаг Чатем. Вместе с ними и Те Кооти, которого арестовали как шпиона. Но почему отец упоминал его имя? Он же очень далеко отсюда!

Том лишь пожал плечами.

— Не знаю, может быть, я неправильно расслышал, — повторил он. — Пойдем, не волнуйся больше. Мы еще прогуляемся по виноградникам. — Он обнял ее и притянул к себе.

Мини, ноябрь 1868 года

Они оба смотрели на виноградники, казалось, целую вечность. По дороге домой они остановились на верхушке холма, в самой высокой точке.

— Видишь вон тот холм? — спросил Том, с нежностью глядя на жену.

Она задумчиво кивнула.

— Однажды он тоже будет принадлежать нам, и тогда там, где сейчас пока лишь заросли кустарника, тоже появятся виноградники. И мы будем богаты, — мечтал Том.

Ахоранги сжала его руку.

— Но мы ведь и так уже богаты. У нас есть надел и дом в Нейпире. Скоро родится ребенок. Что нам от того, если мы станем еще богаче?

— Нам будет принадлежать холм. Наше вино будут покупать по всей Новой Зеландии. Ты сможешь носить самые красивые платья. Ты…

— Я и так ношу самые красивые платья, любимый, — решительно ответила Ахоранги.

— Но будет еще лучше и больше. Я поклялся отцу, что когда-нибудь у меня будет больше виноградников, чем у моего брата!

— И почему это так важно для тебя? — Склонив голову набок, Ахоранги искоса поглядывала на мужа. Эти слова в его устах звучали по-новому и необычно.

— У нас считается, что все наследует старший сын, а младший остается ни с чем. Поэтому в пятнадцать лет я отправился в Гамбург с непреодолимым желанием обрести счастье в новом мире. В ту ночь, когда я покидал отчий дом, мне встретился отец. Он спросил меня, куда я иду. И я ответил ему, что иду за тем, чего я достоин. Я боялся, что он преградит мне путь, не пустит, но он дал мне уйти. Я же пообещал, что стану могущественнее и богаче, чем он сам и мой брат. Только тогда он смог смириться с тем, что я, его любимый сын, ухожу из дома! Я поклялся ему в этом!

Ахоранги внимательно прислушивалась к словам мужа. Она поняла их, и они вселили в нее страх.

«Вдруг он никогда не будет удовлетворен тем, что имеет?» — мелькнула тревожная мысль.

— Я думаю, что у нас чудесная жизнь, — тихо произнесла она. — Главное, что мы любим друг друга. У нас есть свои доходы, и наши дети будут здоровы!

— Конечно, моя малышка! Но, пожалуйста, дай мне помечтать о том, что я обойду всех в семье. Я должен сделать это. Понимаешь? Я должен добиться большего, чем они!

Ахоранги молчала. Она не знала, что ответить на это. Конечно, она очень хотела, чтобы муж, родившийся вторым, сумел добиться успеха. И все же Ахоранги неприятно удивило то, как Том ожесточенно говорит, что должен добиться большего, чем брат.

— Может, пойдем домой? — нежно спросила она.

— Ты права. Мы наконец должны доделать то, о чем мечтали весь день! — ответил он и притянул ее к себе.

Ахоранги все еще была озабочена тем, что сказал Том. Она понимала, что Том хочет большего, но ее обижало и ранило то, что ему недостаточно всего, чего он до сих пор достиг.

Когда они вошли в дом, муж первым бросился в спальню.

— Иди сюда, моя любимая! — весело воскликнул Том.

Ахоранги последовала за ним, забыв, что его тщеславие огорчило ее. Однако когда она проходила мимо столика в передней, ее сердце замерло. Там лежал, переливаясь зеленым светом, ее хей-тики. Это нефритовое украшение в виде человеческой фигурки она надела в день свадьбы, принесла его в дом Тома и оставила на столике в прихожей — отгонять злых духов. Ахоранги могла лишь надеяться, что вождь Канахау не заметил этого знака ее присутствия в доме. Ни у кого из женщин пакеха не могло быть украшения с национальным орнаментом маори. Ахоранги носила его на шее всю жизнь. Его сделали специально для нее. Ахоранги схватила хей-тики, ощутила его теплую энергию и помолилась богам, чтобы те не выдали ее. Потом она отнесла украшение в спальню и незаметно положила в ящик туалетного столика.

Нейпир, декабрь 1930 года

Весь день после обеда Ева ломала голову, принимать ли ей приглашение на день рождения от Адриана или нет. В конце концов она решила игнорировать праздник по-своему: она просто осталась в комнате, в надежде, что никто не заметит ее отсутствия.

И все же в дверь постучали. Девушка удивилась и хрипло крикнула:

— Да, войдите!

Она надеялась, что это Адриан ищет ее, но в щель просунулась голова Даниэля. Его лицо с рыжими веснушками невозможно было спутать с каким-либо другим.

— Куда же ты пропала, German Lady? — нетерпеливо спросил он.

— Я себя плохо чувствую, — сиплым голосом ответила Ева и подтянула одеяло до самой шеи: она лежала в постели одетая.