Мрачный похититель - Фейт Саммерс

— Монстр. Зверь. Вот кто ты.

Что-то снова меняется в его глазах, и я понимаю, что задела его за живое.

То, что я вижу, это мое разрушение. Неважно, какое влечение и химия между нами. Этот человек ненавидит меня, потому что я дочь своего отца. Он использует меня как козла отпущения. Сопутствующий ущерб.

Он ненавидит моего отца, но он не знает, что я ненавижу своего отца больше, чем он.

Я здесь все равно что мертва.

Я принимаю эту истину, наблюдая, как он входит в дверь, и она со щелчком закрывается.

Когда снаружи раздается грохот ключа, я понимаю, что я заперта.

В ловушке.

Глава двенадцатая

Тристан

Черт возьми.

Что, черт возьми, мне теперь делать?

Что мне делать и что, черт возьми, со мной происходит?

Я иду по коридору, охваченный похотью и яростью. Смертельная комбинация. Что-то, что может заставить такого человека, как я, сойти с ума и впасть в ярость, уничтожая все на своем пути.

Господи Иисусе, я должен быть сосредоточен на том, чтобы вытащить из нее правду. Я должен был просто узнать, где ее отец, но, глядя на ее голое тело, я хотел только одного — трахнуть ее. Я хотел трахнуть ее задолго до этого, зная, что под платьем у нее ничего нет.

Теперь у меня возникла эта дерьмовая головоломка.

Она не говорит мне, где ее отец, а я не могу думать только своим членом.

Это потому, что я поцеловал ее, потому что я попробовал ее на вкус, и этого вкуса было недостаточно. Мое тело хочет большего, и я не могу этого сделать. Женщина оказала на меня больше влияние, чем я осознаю, и мне нужно контролировать себя, потому что она лжет.

Она мне врёт, блядь. По-другому быть не может.

Я врываюсь на кухню и так сильно пинаю дверь, что она едва не слетает с петель.

Кэндис вздрагивает, испуганная. Она стояла у стола для завтрака, разговаривая с Домиником. Она улыбалась. Однако улыбка гаснет, когда я вхожу, и она подходит к стойке, чтобы продолжить нарезать овощи, которые она собиралась использовать в супе, который готовила на обед.

Доминик установил камеру в комнате Изабеллы и датчики движения, которые оповещали меня, когда она просыпалась и начинала двигаться. Я был здесь, когда это произошло, и направился наверх, чтобы встретиться с ней.

— Что она сказала? — спрашивает Доминик, выпрямляясь.

— Ни хрена.

Доминик смотрит на Кэндис и жестом просит ее остановиться.

— Детка, почему бы тебе не пойти отдохнуть? Скоро придет персонал, чтобы закончить это.

— Ладно, — говорит Кэндис, кладя нож. Не глядя ни на кого из нас, она выходит из кухни, а Доминик снова сосредотачивается на мне.

Я рад, что он сказал ей уйти, потому что я просто ненавижу сдерживать свою ярость, когда я чувствую себя так. Я не хочу, чтобы она была рядом со мной, когда я зол, чтобы у нее были причины бояться меня.

Не я, разъяренное животное, зверь. Изабелла не могла быть более точной.

Она права. Все, что она сказала, было правдой, за исключением того, что я никогда не носил маску.

— Тристан, расскажи мне, что случилось, — просит Доминик.

Я прерывисто вздыхаю. — Она сказала, что не знает, где ее отец. Она не знает Доминик, и никто не знает. Это должно быть чушь. Как она может не знать? Как никто не может не знать? Это ебучая чушь.

— Блядь, — шипит он. — Она, должно быть, лжет. Это бессмыслица. Из всех, кто должен знать, где он, это она.

— Именно так. Она не может не знать, и я думаю, что, возможно, мы недооценили ситуацию, если взятие ее в заложники не напугало ее и она не сказала правду.

— Тристан, мы зашли слишком далеко, чтобы всё закончилось упрямством.

Я полностью согласен. — Я должен найти способ заставить ее сказать мне правду.

— Что будешь делать? — спрашивает он, и беспокойство наполняет его глаза. — Тристан, ты… мы не можем ее пытать.

Тот факт, что он смог предостеречь меня от этого, показывает, насколько, по его мнению, я изменился.

— Расслабься, братишка, я не совсем злой… пока. — Его лицо каменеет от моих слов.

Мы не совершаем насилие над женщинами, и я не начну сейчас в своем отчаянии. Неважно, насколько далеко я зашёл. Наши методы пыток ведут к смерти.

— Я не это имел в виду. Я просто… — Его голос затихает.

— Предупреждаешь меня. Не волнуйся, я не Андреас. Я не стал бы убивать невинных, чтобы получить то, что хочу. Пока нет, по крайней мере.

Мне нужен воздух. Мне нужно подумать о том, что я собираюсь сделать, поэтому я отхожу от него и иду через дверь.

Доминик окликает меня, но я продолжаю идти. Я не могу ни с кем разговаривать, когда я в таком состоянии, тем более с ним. Я не хочу сейчас с ним драться, и все, что я ему сейчас сказал, было направлено на драку.

Упоминания одного Андреаса было достаточно. Я знал, что он не имел в виду, что я опущусь так низко, как Андреас, но черт возьми, я все еще зол на ситуацию в целом.

Я зол, что Андреас предал нас, а иногда я зол, что никто не говорит о нем или о том, что он сделал. Я понимаю, что боль от предательства все еще есть, но все замалчивают тот факт, что он был нашим братом.

Я выхожу на улицу, и меня встречает теплый воздух рая.

Этот остров должен быть убежищем и приютом. Однако он стал чем угодно, только не этим. Почти пустышкой.

Я назвал его островом Пелогос в честь домашней птицы, которая была у меня в детстве. Это был сапсан, о котором я заботился, когда нашел его раненым в лесу. Он потерял ногу, но был вынослив до самого конца, когда умер несколько лет спустя.

Когда Па построил империю Д'Агостино и управлял нефтяной промышленностью, он дал нам по миллиону долларов. Я вложил свои в развитие недвижимости, что принесло мне неплохие деньги за заметно короткое время.

Вот как я смог купить это место. Я купил землю и построил дом-замок, основанный на детской фантазии мальчика и девочки, которые все это выдумали.

Я и Алисса. Мы были просто двумя детьми, которые находили утешение друг в друге.

Остров находится недалеко от острова Дарби, одного из маленьких частных островов на Багамах. Его нет на