Развод.com - Ольга Сергеевна Рузанова

В день нашей свадьбы мы поклялись любить друг друга. Любить, даже когда любви не останется!...

Но была и ещё одна клятва… о которой мы оба в момент единения с нашим сыном в утробе вспоминаем. Наташа опускает глаза и беззвучно плачет. Я отворачиваюсь к окну и стискиваю зубы, так сильно, что челюсти судорогой сводит.

Предательская влага близко.

Мы поклялись никогда не вспоминать то, что с нами произошло до того, как появились друг у друга. Дали железное обещание, что не будем тащить плохое в свою жизнь, что бы ни случилось.

Никогда не вспоминать родителей…

Семья Наташи погибла при взрыве бытового газа в жилом доме, а ее, двухмесячную, спасла детская кроватка, накрытая покрывалом. Мама, папа, старшая сестра — в один миг никого не стало.

Она их даже не помнит.

У меня никогда не было семьи. Отца я не знаю, мать… Качаю головой, потому что матерью я назвать ее не могу. Даже звери так с потомством не поступают. В общем, меня нашли в коробке. Женщину, выкинувшую новорожденного ребенка в мусорный контейнер, быстро вычислили. Даже судили. Естественно, лишили каких бы то ни было родительских прав.

Я не знаю, кто она и как ее зовут? Сколько ей лет? Жива ли она?

В последнее время в интернете много тупых вбросов. Кто-то разрыл эту информацию и пытается сыграть на больном, вытащив всё моё грязное бельё. Как гиена ищет падаль.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

На прошлой неделе какая-то женщина из Подмосковья призналась, что она моя мать. Два телеканала взяли у нее интервью, звонили мне, упрашивали. Я послал их на хуй.

У меня нет матери. Нет и никогда не будет.

В обыденном мире, состоящем из дохрена миллиардов простых людей и отъявленных нелюдей, у меня есть только один родной человек — моя жена. Это тотальное совпадение во всем. Так было и будет.

Теперь ещё и сын. Я невероятно счастливый человек.

Спасибо, Господи!...

Узистка быстро заполняет бланк и, улыбнувшись глазами, оставляет нас одних.

Ровно с громким стуком двери, Наташа прикрывает губы дрожащей рукой и протяжно всхлипывает. Я медленно тяну ее плечи себя и сажусь на кушетку.

Мягко обнимаю и пропускаю сквозь пальцы мягкие волосы.

— Я так испугалась, Ром. Ты бы знал… Так испугалась за него!...

— Я знаю, малыш.

— Это стыдно. Но… и за себя испугалась… Я эгоистка, но я вдруг подумала, как… Как… Снова одна. Во всем мире од-дна, — дрожит. — Я… я бы не выдержала этого, просто не смогла бы.

— Ш-ш-ш… Не разгоняйся, — прошу, обхватывая тонкую шею сзади и прислоняя к себе. — Тебе надо успокоиться. Все ведь хорошо. Врач сказала, все в норме.

— Я так испугалась…

— Я знаю, Гайка! Все позади.

Моя рубашка быстро намокает от слез. Мы ещё долго сидим вот так, покачиваясь в обнимку. А потом Наташа успокаивается и… отодвигается.

— Спасибо, что приехал, Ром, — уже отстраненно говорит.

— Я бы не смог не приехать, — тоже каменею. — Знаешь ведь?

— Знаю!...

Поднявшись, застегиваю пуговицу на пиджаке и наблюдаю, как Наташа стирает гель с живота.

— Сейчас схожу к врачу, попрошу для тебя отдельную палату. Напиши список, я соберу необходимые вещи. Полежишь здесь, проверим всё — от и до, чтобы быть спокойными.

— Хорошо.

Развернувшись, направляюсь к двери.

— Ром, — зовет она слабо. — Что?

— Сделаешь для меня ещё две вещи? — смотрит на меня стеклянными от слез глазами.

— В лепешку разобьюсь, — киваю.

— Не приходи сюда больше.

Всхлипывает.

— Не мучай меня, пожалуйста, — просит жалобно.

— Хорошо, — сжимаю дверную ручку до щелчка в пальцах.

— И… сделай так, чтобы я больше никогда не увидела твою Ильяну. Пожалуйста. Чтобы никогда!...

— А при чем здесь она? — сужаю взгляд, чувствуя, как в груди начинает циркулировать закипающая злость. — Ты из-за неё здесь?

— Просто сделай. Пожалуйста.

— Конечно, как скажешь. Отдыхай.

На негнущихся ногах иду в ординаторскую, а затем спускаюсь в кассу.

Покидаю больницу уже вечером. На пустынной стоянке моя машина расположена посередине, с открытым окном и работающей магнитолой. Так торопился, что просто бросил здесь.

Сев за руль, откидываю голову и прикрываю глаза.

Господи, спасибо!...

Спасибо, что живой…

Глава 24. Наташа

Спустя 2 месяца

— Божечки!... Какой ты прожорливый! — причитаю, наполняя миску Вжика.

Нетерпеливо кружа между моих ног, он набрасывается на корм, едва я отхожу. Меняю воду в поилке и наклоняюсь, чтобы погладить по холке.

Он растет не по дням, а по часам. С утра до обеда поглощает все, что я ему даю, до вечера дрыхнет, как убитый, а на ночь глядя, устраивает гонки по вертикали.

— Твой хозяин должен платить на тебя алименты, — ворчу, когда, доев, он делает просящую мордочку и снова начинает тереться о ноги.

В понедельник Рома улетел на конференцию в Санкт-Петербург. Попросил кормить кота дважды в день. Но у Наташи доброе сердце и минимум желания наведываться в квартиру, где так много Березовского.

На время, пока Ромы нет, я забрала Вжика к себе.

— Ещё? — спрашиваю, вынимая упаковку с сухим кормом, — У тебя будет ожирение. Ты в курсе?

Под звук бодрого хруста я убираю со стола посуду после завтрака и приношу на кухню свой ноутбук с намерением поработать над отснятым материалом. К завтрашнему утру сет должен быть на почте у Иды.

Кажется, я нашла баланс между работой и временем на себя и малыша. Это случилось само собой, после десятидневной госпитализации. Тогда же пришло осознание, что наша с Ромой связь никуда не делась. Да, она стала иной и теперь не подразумевает взаимных чувств, но от этого не менее прочной. Мы собираемся стать родителями малыша, имея одинаковые права на любовь и заботу о нем.

Сейчас я понимаю, как с моей стороны было глупо надеяться на то, что Березовский добровольно самоустранится. Он сам рос без родителей и ни за что не допустил бы подобного для собственного сына. Поместив это в своей голове, я успокоилась и сложила оружие.

Спустя час работы мне приходится прерваться, чтобы отдохнуть и размять мышцы. Растущий живот дает дополнительную нагрузку на поясницу и позвоночник в целом.

Растирая ладошкой область копчика, вышагиваю по квартире