Соль и тайны морской бездны - Эбби-Линн Норр

Темнота из-за созданной Петрой бури стала в два раза гуще после того, как солнце начало опускаться к горизонту, и веки у меня отяжелели.

На протяжении следующих двух часов мы с Антони двигались с места исключительно ради того, чтобы принести воды, а после направились к вертолету, в котором укрылись Иван, Нике и мама.

Увидев, что мы идем, мама открыла дверцу. Мы забрались внутрь, и она снова ее закрыла, значительно приглушив шум бури. Я добралась до своего места, сняла шлем, растерла уши и застонала от чувства сильного онемения, вызванного тем, что их прижимало к моей голове столько времени.

– Проголодались? – спросила Нике и потянулась за сиденье к сумке-холодильнику.

– Умираем с голоду.

– Пойду позову ребят. – Мама чуть выждала, чтобы мы успели зажать уши, а потом приоткрыла дверь и вышла наружу. Она вернулась очень быстро с Йозефом и Эмуном, и мы вместе ели куриные кебабы, жареные овощи и хумус, запивая все тоником из банок.

Посовещавшись, мы пришли к согласию, что разумно было бы обустроить лагерь, пока Петра продолжает свою работу. Мы разделили между собой обязанности, не покидая вертолета, поскольку иначе просто не услышали бы друг друга. Иван раздал маленькие пакетики с мягкими берушами тем из нас, кто предпочел их громоздким шлемам, которые наверняка съезжали бы на нос при наклонах. Приняв эти меры предосторожности, мы покинули воздушное судно и отправились заниматься делами.

Я думала, что Петра закончит к тому времени, как будут установлены палатки и оборудование, но песчаная буря не унималась. На юге, где еще виднелось небо, свет начал меркнуть, и на густо-синем небосводе стали появляться звезды.

Какое-то время мы играли в карты в вертолете с открытыми дверями, чтобы туда попадал хоть изредка пролетающий ветерок. Все, кроме Йозефа, который не мог оторваться от необыкновенного действа, происходящего прямо за стенкой «Белла». Когда играть надоело, я достала книгу и заползла в нашу с Антони палатку. Следом в палатке появился Антони с торчащими из ушей голубыми берушами. Он тоже достал книгу на польском. Вскоре мы оба уснули.

Проснулась я с лицом, перекошенным от боли где-то в барабанных перепонках. Поморщившись, я медленно вынула беруши и прислушалась.

Тишина.

Антони лежал рядом, прижавшись грудью к туристической пенке и впечатавшись щекой в подушку. Его черные ресницы трепетали, брови насупились. Я наклонилась к нему и осыпала поцелуями видимую часть лица. Он потихоньку сел, моргая и морщась.

Также достав из ушей беруши, Антони воззрился на них так, будто перед ним лежали скорпионы.

– Ох.

– Согласна. – Я потерла кожу возле ушных раковин. – Похоже, она закончила.

Антони натянул через всклокоченную голову футболку. Зевнув, впихнул ноги в спортивные тапки. Собрав собственную растрепанную копну волос в конский хвост, я выудила из сумки зубную щетку с пастой и вылезла из палатки вслед за Антони.

Двухместная синяя палатка мамы и Йозефа все еще была наглухо застегнута. Маленький белый купол Нике чуть подрагивал, из чего я сделала вывод, что она по крайней мере не спит. Иван соорудил себе узкое лежбище в вертолете, и теперь дверь «Белла» была слегка приоткрыта. Палатка Эмуна почти полностью скрывалась за палаткой Нике, но молния на входе была видна, и она была плотно застегнута. Брезентовой военной палатки Петры нигде видно не было.

– Я чувствую запах кофе? – спросил Антони, когда мы, сонно пошатываясь, брели к согнувшейся над небольшим костерком Петре.

Мы подошли ближе, и она посмотрела на нас:

– Утро доброе, сони.

– Когда ты успела поспать? – спросила я, зевая.

– Ненадолго прикрыла глаза под звездами, – ответила она, поднимая крышку кофеварки и заглядывая внутрь. – Кофе почти готов.

Длинные черные волосы Петры были забраны назад в низкий хвост, сама она была в свободной футболке и спортивных штанах. Ноги – босые. Светлые серебристые глаза лучились хорошим настроением, смуглая кожа выглядела свежевымытой.

– Это нечестно, что, проработав всю ночь, ты выглядишь так прекрасно, – прокаркала я, направляясь к составленным под брюхом вертолета кувшинам с водой. Вытащив припрятанную рядом чашку, я наполнила ее водой и макнула в нее зубную щетку. Выдавив на щетку пасты, я сунула ее себе в рот и пошла к огню.

Когда я увидела то место, где прежде находилась структура Ришат, то так и окаменела. Антони заметил направление моего взгляда в тот момент, когда подносил к губам дымящуюся чашку. Не донеся ее до рта, он повернулся.

С его губ слетело что-то на польском, нечто, я была в этом уверена, не вполне цензурное.

Мы с Антони подошли к краю пропасти и остановились.

У наших ног совершенно определенно вырисовывались развалины древнего города. Он был огромным, простирался на север, насколько видел глаз, и заканчивался низкой линией гор вдалеке. На западе и востоке его границы плавно изгибались. Концентрических кругов с уровня земли видно не было, но у меня не оставалось сомнений в том, что они находились там, поскольку с того места, где мы стояли, просматривалась густая тень вытянутой пустоты.

Мы не смогли отвести взгляда от раскопанной Петрой находки, даже когда позади послышались шаги. Я почувствовала, что это мама подошла и встала рядом, а по другую сторону от нее был Йозеф. Секундой позже рядом с Антони появились Эмун, Нике и Иван.

Перед нами лежали развалины, и везде, насколько мог видеть человеческий глаз, проступали очертания каменных блоков, колонн, статуй и каких-то булыжников, совершенно очевидно изготовленных руками человека. Причина, по которой структура Ришат имела форму мишени, была настолько проста и естественна, что мое зрение затуманилось из-за брызнувших из глаз слез.

Последней к нам подошла Петра, чью темную стройную фигуру я заметила периферийным зрением по другую сторону от Йозефа.

Голос ее был тихим, но ветер донес до нас, пораженных и лишившихся дара речи, ее слова:

– Пожалуйста – Атлантида.

Глава 12

Я направляла луч фонаря на открытый компас Кирлиана, а Антони орудовал в его внутренностях миниатюрными инструментами из Иванова комплекта для ремонта очков. Концом маленькой отверточки он пытался подцепить кожух, под которым прятался зажатый между тремя маленькими блестящими дисками самоцвет.

– А вот и проблема, – прокомментировал Антони. – Это не компас сломался, а камень. Посмотри. – Он извлек аквамарин из-под кожуха, положил себе на ладонь и нахмурился.

– С чего бы ему ломаться? Странно. – Проходящая через центр камня трещина расколола его точно пополам.

– Хорошо, что мы прихватили запасной. – Антони сунул руку в карман джинсов и достал маленький бархатный мешочек, перевязанный ленточкой. Открыв мешочек, он перевернул его, и на ладонь ему