Невинная для древнего, или Танец на краю тьмы - Галина Валентиновна Чередий

– Лёшик, ты чего? Я никогда и не забывала. Ты что, пьяный?

– Да, в дрова.

– Ты с ума сошёл? Сейчас утро.

– А мне какая теперь разница? Тебя теперь нет в моем доме, могу бухать и трахаться в любое время суток.

Александре вдруг стало обидно.

– Если я тебе так мешала, мог бы сказать.

– Лекси, прости. Я в неадеквате. Просто… Мне так не хватает тебя. И самое ужасное, что я знаю, что больше ты не вернешься. Мишка не отпустит тебя, теперь нет. И я бы не отпустил… Только ты меня никогда не хотела. А он припёрся – и бац!.. А! На хрен всё, переживу. Ты чего звонила-то?

– Я насчет Лёльки, но раз так, давай позже.

– Позже не значит лучше, Лекси. Я давно хотел сказать тебе, что твоя Лёлька – маленькая порочная сучка.

– Ты не прав…

– Я очень даже прав! Ты знаешь, сколько раз она пыталась подставиться под меня, еще когда считала, что мы вместе?

– Но… Почему ты не говорил?

– Не хотел тебя расстраивать, она единственная твоя подруга. Да и думал, что эта блажь – переспать с вампом, у неё пройдет. Но стало только хуже. Она в субботу трахалась в клубе с Климом и его гиенами.

– О Боже, нет!! Но Катька сказала…

– Катька сказала только то, что видела. А видела она не всё. Я никого не осуждаю, мне плевать, сам иногда творю такое, что ни в какие ворота… Но хочу, чтобы ты понимала. Она теперь не слезет с этого. Я уже видел подобное. Так что имей в виду. Ладно, Лекси. Я тебя люблю и всё такое, но мне жутко не в кайф разговаривать, когда у меня отс… о-ох, черт… ну, ты не маленькая, уже поняла. Привет Мише.

Господи, сегодня все сговорились, её в краску вгонять, что ли?

Остальной день прошёл как во сне из-за раздумий. Несколько раз она порывалась набрать Лёльку, но каждый раз понимала, что не знает, что сказать. Когда Александра вышла из дверей, чуть задержавшись из-за беседы с преподавателем, Михаил уже ждал её, стоя у машины и недовольно поглядывая на выход. На крыльце курила и просто болтала масса народу. Когда Александра приблизилась, Михаил сгрёб её в объятия и впился наглым собственническим поцелуем в губы, бесстыдно лаская руками. Александра пыталась пискнуть в возмущении от такого напора, но он жестко прижал её. А вскоре она и сама совсем забыла, где находится, отвечала на его поцелуй с не меньшим бесстыдством. Наконец он оторвался от её губ.

– Ты опоздала на восемь минут. Чем ты там занималась?

– Это что, ревность? – изумилась она.

– Еще нет, девочка моя, – прошептал он ей на ухо. – Если бы это была ревность, я бы оторвал голову сопернику и трахнул бы тебя тут прямо на капоте, чтобы все знали, кому ты принадлежишь.

– Ты ведь шутишь?! – отстранилась Александра, заглядывая ему в лицо.

– Хочешь проверить?

– Ты такой псих! – По спине будто кто ледышкой провел, заставляя вздрогнуть.

– Ты даже не знаешь, насколько! Поехали домой, тебя не было полдня, и если не хочешь, чтобы я набросился на тебя прямо в машине, придется поторопиться.

– А нечего было целоваться лезть. А-а-ай, Миша! Поезжай, пожалуйста, потише! Я же живой человек, мне страшно!

– Прости, родная, просто голова отрывается, когда ты рядом. Я куплю квартиру напротив твоего универа. Тогда ездить не нужно будет.

Александра думала, что он пошутил, но через две недели он действительно повёл её смотреть квартиру буквально в квартале от универа. Там заканчивали ремонт.

– В выходные поедем кровать выбирать, – заявил довольный Михаил. – Теперь я тебя пешком провожать буду, для здоровья полезно.

Всё время они проводили вместе. Михаил всегда старался завершить дела к тому времени, когда у Александры заканчивались пары и практика. Если что оставалось, он или тащил её за собой, или отмахивался, говоря, что она важнее. Алексей заходил к Александре в универ, но никогда не навещал их дома. Михаил хоть и явно злился из-за его приходов, но вслух ничего не говорил. Так шли недели. Александра была просто счастлива.

Но однажды в мае, уже в самом конце учебного года, Михаил позвонил Александре и сказал, что он не успевает вернуться, и ей придется самой пойти домой. В тот день к ней зашёл Алексей и, узнав, что она до вечера свободна, предложил прогулять две последние пары и пойти поболтаться по городу. Александра с легкой душой согласилась, тем более что очень скучала по их с Алексеем общению. Они гуляли по цветущим улицам, Алексей, как всегда, смешил её до слёз. Потом они перекусили в кафешке и, обнаружив, что догулялись почти до городской квартиры Алексея, решили зайти.

– Лекси, я сто лет тебя не рисовал. Прямо пальцы чешутся. Ты как-то неуловимо изменилась. Хочешь мне позировать?

Видимо, весеннее солнце совсем припекло Александре мозги, и она согласилась.

– Надо Мише написать, что я у тебя.

– Хорошо, напишешь. Только давай побыстрее, свет сейчас хороший.

Они влетели в квартиру, и Александра быстро разделась за знакомой ширмой. Сумку с телефоном она бросила в прихожей. Алексей рисовал что-то около часа, как вдруг дверь в студию с грохотом открылась. Михаил стоял на пороге, тяжело дыша. Глаза его были совершенно черными. Увидев обнаженную Александру, он зарычал как зверь и пошёл на Алексея. Тот стоял, не шевелясь.

– Миша! – в ужасе закричала Александра. – Что с тобой?!

Но Михаил словно не слышал её. Он наотмашь ударил брата с такой силой, что его тело впечаталось в стену, оставив в ней глубокие трещины. Если бы Алексей был человеком, он погиб бы на месте. Александра в ужасе метнулась к младшему вампу, но Михаил перехватил её и отшвырнул в сторону.

– Не смей приближаться к нему, – прорычал он неузнаваемым голосом. Александра сильно ударилась спиной и бедром и замерла на месте. Михаил в ярости стал крушить студию, уничтожая все изображения Александры, и всё, что попадало под руку. Алексей молча наблюдал за погромом. Когда в студии не осталось ничего целого, Михаил шагнул к сжавшейся в страхе девушке. Он схватил её и, перекинув через плечо, пошёл из комнаты. Алексей метнулся следом.

– Миша, не надо. Это я дурак! Не трогай её, пожалуйста! – взмолился он.

Он попытался встать на пути у брата, но был отброшен, как лист бумаги. Михаил зашёл в комнату, что служила ему спальней, и швырнул Александру лицом на постель. Едва она хотела перевернуться, он прижал её