(Не)случайный сын доктора Громова - Оливия Стилл

Я поставил байк на парковку, медленно снял шлем и нарочито расслабленно огляделся, будто просто оцениваю двор.

Но уже знал.

Он здесь.

Я почувствовал его.

Шаг вперёд – и я его вижу.

Тот самый сталкер… Моё личное привидение из прошлого.

Хаким Каримов.

Восточный мужчина, средних лет.

Тёмные, густые волосы, чуть вьющиеся, собраны на затылке.

Густые брови, резко очерченные скулы, лёгкая щетина на резком подбородке.

Глаза…

Глаза, которые горят холодной, неизменной ненавистью.

Я узнал его сразу.

Тот, кто стоял тогда в дверях больницы.

Тот, кто следил за мной, наблюдал.

Но теперь он не просто смотрел.

Теперь он ждал.

Я медленно выдохнул, будто выпуская напряжение.

– Громов, да? – его голос был низким, гортанным, с хрипотцой.

Я чуть прищурился.

– Знаешь же, что да.

Он шагнул ближе.

– Ты забрал у меня всё.

Я не шелохнулся.

Его кулаки сжались, губы скривились, а в глазах было не только безумие, но и… боль.

До сих пор.

Чёртова боль.

– Я не понимаю, о чём ты.

– Поймёшь, Громов. Очень скоро.

Я напрягся ещё сильнее.

– Послушай…

– Нет, ты послушай. – Он хрипло выдохнул, его пальцы дрожали.

– Ты живёшь, дышишь, улыбаешься. У тебя есть за что держаться. Но ты не ценишь. Ты не понимаешь, каково это – потерять всё, что было важным.

Я молчал.

– Но ты поймёшь.

Он сделал ещё один шаг, и теперь я чувствовал исходящее от него напряжение.

– Я заставлю тебя понять, Громов.

И развернулся, уходя в ночь.

Я смотрел ему вслед, ощущая, как внутри гремит глухая ярость.

Он до сих пор винил меня в смерти своей жены… Чёрт, да я не мог спасти их! Не мог и всё!

Догонять его было бессмысленно… Хаким – профессионал… Он явно не настолько безалаберный, чтобы дать мне возможность схватить его со спины. Тут надо действовать тоньше… Но главное, защитить Катю и Макса.

С учётом того, что стало причиной его преследования, я не удивлюсь, если он будет также мстить через них.

Не позволю!

Я хлопнул дверью так, что задребезжали стёкла.

Чёрт.

Чёрт.

Громов, какого хрена?

Я сорвал куртку и швырнул на диван, прошёлся по комнате туда-сюда, сжимая и разжимая кулаки.

Каримов.

Он ненавидит меня.

Но я его почти не знаю, за исключением короткого разговора около тела его погибшей жены.

Или…

Я ничего никому не делал.

Я не убивал его близких.

Я не ломал чужие судьбы.

Так почему, мать твою, этот человек смотрит на меня так, будто хочет вырвать мне сердце?

Я вцепился пальцами в волосы, пытаясь собраться.

Надо было что-то делать… Подключить своих… Может, у кого были подобные случаи.

Обращаться в полицию было бессмысленно, они таким не занимаются точно, но подтянуть «знающих» ребят я был в состоянии.

Из мыслей меня выдернул звук вибрации мобильного.

Катя.

Я резко выдохнул и ответил.

– Ты не спишь?

Её голос был тихий. Слишком тихий.

– Нет. Что случилось?

– Я…

Пауза.

А потом резкий, хриплый выдох.

– Мне страшно.

Мир замер.

Страх в её голосе практически выбил у меня из-под ног почву.

Я почувствовал, как внутри что-то сжалось.

– Катя. – Я сел на диван, сжав телефон в руке.

– Что произошло?

– Не по телефону.

Я поднялся на ноги.

– Ты дома?

– Да.

– С Максимом всё нормально?

– С ним – да.

– С тобой – нет.

Она не ответила.

Я уже натягивал куртку.

– Я уже еду.

Тишина.

– Катя.

– Спасибо.

И короткие гудки.

Чёрт.

Я вышел из квартиры, захлопнул дверь и спустился вниз, уже зная, что с этой женщиной я пропал.

Нельзя позволить им пострадать из-за моих прошлых демонов. Она ведь только-только начала мне доверять…

Глава 24

Катя.

Я сидела на кухне, вцепившись в чашку с чаем, и пыталась не думать.

Не получалось.

Отражение в стекле кухни – взъерошенная, бледная я, со спутанными мыслями и чувством, что мир медленно, но верно рушится.

Было бы проще, если бы Громов оказался именно таким, каким я представляла его в своей голове все эти годы. Лёгким на подъём, свободным, безразличным к семейным ценностям и обязательствам.

Но он не такой.

Его слова всё ещё крутились в голове.

«Ты меня услышала. Теперь ты не одна, Пушкина».

Эти слова гудели внутри, вызывая странное, тревожное, но такое тёплое чувство.

Я не знала, как к этому относиться.

Как долго он протянет?

Когда его это утомит?

Когда он сбежит, развернётся и уйдёт, сказав, что всё это не его проблема?

Как объяснить Максиму, если это случится?

Чёрт.

Я закрыла глаза, вцепившись в чашку.

Максим.

Сын спал, тихо посапывая в своей комнате, но даже во сне его маленькие пальчики судорожно сжимали плюшевого льва.

Мой малыш.

Я встала, бесшумно подошла к его кровати, провела пальцами по волосам.

Он что-то пробормотал во сне, лицо его дрогнуло, и вдруг, на фоне тишины, я услышала:

– Папа…

Я замерла.

Гром. Просто грёбаный гром в голове.

Я судорожно сглотнула, прикрыла рот ладонью, ощущая, как что-то внутри медленно ломается.

Он никогда не говорил это слово.

Папа.

Максим знал, что его нет. Я объясняла, что он не с нами, что у нас всё в порядке, что у него есть я, и этого достаточно.

Но… оказывается, недостаточно.

Я вдруг вспомнила, как он тянулся к Громову.

Как вцеплялся в него маленькими пальчиками.

Как смотрел.

Как будто знал.

Как будто чувствовал, что это он.

Мне нужно было что-то сделать.