Восхитительная ложь - Шона Мейред

— Ты спишь? — Веселье Лиама пронзает мои барабанные перепонки, заставляя мою голову склониться набок. Наконец, я разлепляю отяжелевшие веки и вижу Лиама по-прежнему без рубашки, загораживающего весь дверной проем своей четко очерченной фигурой.

Мои брови хмурятся, когда я замечаю маленький предмет, свисающий с его правой руки.

— Что это? — Спрашиваю я, указывая подбородком на книгу в кожаном переплете.

Ноги сами несут его к краю кровати.

— Подвинься, и я покажу тебе.

Используя руки, чтобы удержаться на ногах, я переваливаюсь через кровать, а затем похлопываю по месту рядом с собой.

— Ну, ты собираешься стоять там всю ночь или все-таки покажешь мне, что ты там прячешь?

На его лице появляется улыбка, и он проскальзывает на свободное место рядом со мной. Затем, повторяя мою позу, Лиам вытягивает свои длинные, стройные ноги, пока они не оказываются прямо перед ним. Наконец, он кладет книгу себе на колени.

Как только он устраивается у изголовья кровати, он наклоняет голову влево, ловя мой взгляд.

— Ты готова?

Придвигаясь ближе, я прижимаюсь к нему, наши ноги соприкасаются, когда он поднимает руку, чтобы я поднырнула под нее, позволяя мне теснее прижаться к его обнаженной груди. Я устраиваю свою голову на сгибе его руки, наконец-то упираясь в его крепкие, широкие плечи.

Моя левая рука лежит на его обнаженном торсе, а правую я подсовываю под щеку.

Внезапно до меня доходит, насколько интимен этот маневр, но, судя по тому, как кончики пальцев Лиама крутят кончик моего хвостика, я не думаю, что он возражает против того, чтобы я прижималась к нему, как пластырь. Поэтому, вместо того чтобы отстраниться, я наслаждаюсь теплом, исходящим от его точеного тела.

— Хорошо, когда ты будешь готов. — Я устраиваюсь поудобнее, ожидая, когда он откроет книгу.

Наконец, он откидывает обложку, открывая фотоальбом, до краев набитый старыми фотографиями. Мой любопытный взгляд натыкается на первое изображение — две бревенчатые хижины, бок о бок, возвышающиеся в тени бесчисленных вечнозеленых деревьев, — и я ахаю.

— Хижины. — Мои слова — не более чем затаившее дыхание заявление.

— Ты помнишь это место? — Лиам опускает подбородок, глядя на меня сверху вниз из-под своих темных ресниц.

Мои пальцы скользят по полипропиленовому покрытию, прослеживая линии бревенчатых домиков в бельгийском стиле. Грустная улыбка появляется на моих губах, когда мираж детских воспоминаний заполняет мой разум.

— Конечно. Моя мать возила меня в эти домики каждое лето большую часть моего детства. Это было единственное место, где я по-настоящему чувствовала себя как дома. Неважно, из скольких городов мы бежали или сколько домов мы построили и покинули без возврата, это место, — я указываю на хижину справа, — было единственным местом, которое она никогда у меня не отнимала. Каждый год, в обязательном порядке, мы проводили все наши летние каникулы в этих домиках. Я с нетерпением ждала этого каждый год. Это была единственная постоянная вещь, которая была у меня в детстве.

— Когда ты перестала туда ездить? — Он дышит мне в макушку.

— Эм. — Мои глаза закрываются, признавая печаль, которая захлестывает меня. — Мы должны были вернуться летом после моего тринадцатого дня рождения, но прямо перед тем, как мы собирались ехать туда, моей маме позвонили владельцы. Очевидно, они продали их, а новые владельцы не были заинтересованы в сдаче их в аренду.

Я не упоминаю, как я была разочарована в тот день или как я провела весь год, готовясь к тем каникулам, безнадежно мечтая наяву обо всех обещаниях, которые мальчик из соседнего домика дал мне прошлым летом.

В конце концов, я никогда не видела его снова, не после того, как он украл мой первый поцелуй в мою последнюю ночь прошлым летом. Так что рассказывать Лиаму о нем было бы бессмысленно, и я сомневаюсь, что он захотел бы услышать о первом мальчике, которого, как мне казалось, я полюбила, когда была жалким подростком.

Под моей щекой слышен ровный стук сердца Лиама, бьющегося о его грудную клетку, медленно набирая темп с каждым моим словом. Наконец, он переходит к следующей фотографии, и я вскакиваю, вырываясь из объятий Лиама, и вырываю альбом из его рук. Наконец, я подношу его ближе к своему лицу.

— Где ты… — Вопрос замирает у меня на языке, когда я смотрю на лицо, которое не видела почти пять лет. — Откуда у тебя эта фотография?

— Твоя мама посылала их моей каждый год.

— Почему?

— Ты крестница моей мамы. Она хотела быть в курсе твоей жизни, даже если не могла участвовать в ней так, как хотела.

Внезапно передняя часть Лиама прижимается к моей спине, а затем его подбородок оказывается на моем плече. Вытянув шею, я краем глаза смотрю на его улыбающееся лицо.

— Кто этот придурок? — В его тоне слышится смех.

— Девин не был придурком. Он был самым крутым человеком, которого я знала. Он проводил каждый год на озере со своим крестным отцом в домике рядом с нашим. — Мой взгляд возвращается к мальчику, который украл мое двенадцатилетнее сердце. Его долговязая фигура возвышается надо мной, а рука лениво лежит на моем плече. Его натянутая улыбка такая же широкая, как и моя, а мышино-каштановые пряди падают растрепанными волнами, скрывая яркие серо-голубые глаза.

— О, неужели маленькая Сирша была влюблена в этого придурка? — Его тон поддразнивающий, но это не мешает мне поднять руку и хлопнуть его по обнаженной груди.

— Ты засранец, ты это знаешь.

— Перестань избегать вопроса. — От его подмигивания у меня по спине пробегают мурашки.

Мои глаза закатываются от его нелепости.

— Если хочешь знать, Девин был первым парнем, которого я поцеловала.

— Будем надеяться, что он стал симпатичнее. В противном случае ты была бы единственной девушкой, которая когда-либо хотела бы его поцеловать.

— Лиам! Не будь таким злым. — Я снова даю ему пощечину, только на этот раз он отскакивает, пытаясь помешать моей руке прикоснуться к его обнаженной коже.

Это движение выбивает нас обоих из равновесия, и внезапно руки Лиама обвиваются вокруг моей талии, когда мы падаем обратно на матрас в приступе смеха. Прежде чем я понимаю, что происходит, Лиам выкатывается из-под меня, а затем подминает меня под себя. Его глаза дикие, блестящие от смеха и похоти.

— Что было последним, что сказал тебе Девин?

Это странный вопрос, учитывая, что губы Лиама находятся всего в миллиметрах от моих, дразня меня, пока его язык медленно путешествует по складкам рта.

— Э-э-э… я не помню.

— Попробуй вспомнить.

Я долгое время не вспоминала о том дне, и слова, которыми мы с Девином обменялись,