Убийственно хорош - Саша Стрельна

оказалась несложной — Степанов. Куда как хорошо! Сколько их, Степановых-то, по Москве наберется? А? Гонимая одним почти маниакальным желанием — узнать — я выскочила на улицу. Незнакомца, конечно же, и след простыл! Я растерянно замерла посреди тротуара. Потом встрепенулась:

«ФСБшники! Может… Дьявольщина! Почему они ничего не спросили о покушениях на меня? Не знают? Та-та! Если уж они в курсе того, что я сплю с Иваном, то уж об этом… Стоп-стоп! Это что ж получается?»

Я растерянно взглянула на конверт, все еще зажатый у меня в руке.

— Госпожа Лунева! — голос откуда-то сверху.

Я задрала голову. В одном из окон второго же этажа торчал знакомый оператор, а на подоконнике рядом с ним стоял… Да. Как раз фотик-то там съемочный и стоял. Он вскинул его к лицу.

— Помаши ручкой для потомков!

— Чтой-то ты, Коль, по-моему, фигней страдаешь, — устало отозвалась я. — Делать нечего?

— Ага! Ждем-с! — беззаботно откликнулся он, а меня вдруг словно в жар бросило.

— И давно? — робко, боясь спугнуть удачу, спросила я.

— Да нет. А что?

— Подожди! Никуда не уходи и ничего не делай!

Глава 16

Я пулей пролетела мимо охраны на проходной, быстрее всякого скоростного лифта взвинтилась на второй этаж, и через минуту с грохотом ворвалась в операторскую.

— Колька, дай мне флешку видео скинуть!

— Зачем? — опешил он.

Я перевела дух:

— Коленька! Голубчик! Ну будь другом! Мне просто необходим этот план — наша улица сверху. Я быстренько. А?

— Ну бери… Какие проблемы?

Колька выключил фотик, выщелкнул карту памяти, и через мгновение она перекочевала в мою загребущую лапищу.

— Спасибо!

К тому моменту, когда я добралась до компа в аппаратной, меня охватил такой мандраж, что едва ли зубы не стучали. Руки дрожали, и мне не сразу удалось засунуть флешку в нужную щель. Наконец он увидел ее… Та-а-к… Вот! Вот он! Из подъезда неторопливо выходил мой убивец! Пройдя несколько шагов, он обернулся, и Колька (Да здравствует безделье!) взял его крупнее…

…Словно подломившись, я плюхнулась в кресло, по счастью оказавшееся как раз у меня за спиной. Это был Болек.

Через минуту, когда камера уже отъехала, его догнал Лелик, они постояли переговариваясь, потом Болек злобно махнул рукой, и что-то произнес много громче… Выйдя из оцепенения, я сунулась к динамикам и выкрутила звук на максимум. «Перемотала» в начало и запустила вновь. Отчаянно громкий шум улицы, невнятный шорох разговора и, наконец: «Надо хоть иногда думать головой, а не хером!» Пристыженно-успокоительные интонации в ответе Лелика, и они оба отправляются через дорогу, видимо, к своей машине…

На этом интересная мне съемка обрывалась, но и этого было более чем достаточно, чтобы оглушить меня до потери сознания. Видос, снятый маявшимся дурью Колькой, я, понятно, продублировала себе, а после безжалостно стерла «исходник», перед тем как отдать флешку обратно.

Я вряд ли замечала что-то, бредя по коридору назад. Ах, был бы рядом хотя бы Перфильев! Но негодник свинтил куда-то, даже не предупредив. В операторской сказали: отгулы взял. Какие, блин, отгулы, если меня того гляди… Да что им, черт побери, от меня надо?! Сначала пытаются убить. Потом сообщают в доверительной беседе о готовящемся похищении сына… Своим контуженным умишком я понимала лишь одно: видно, Лелик в чем-то прокололся, раз Болек орал на него. Но в чем? Я взглянула на конверт у себя в руке. Вручение его было единственным более или менее самостоятельным поступком Лелика.

Опять забившись в свободную в это время аппаратную — очередной новостной эфир только что закончился, а до следующего была еще куча времени — я заглянула внутрь «дружеского дара». Там были фотографии. Добротные цветные фотографии, на которых мой любимый, мой Ванечка был запечатлен…

Практически не соображая, что делаю, я кинулась вниз, в машину, скорее, скорее. Бешенство, ревность, боль… Как я доехала до дачи, один бог да мой ангел хранитель и ведают. Васька с соседским мальчишкой, его приятелем, сидел на дереве напротив ворот и что-то прокричал мне оттуда, видимо, по-индейски, потому что оба были все в перьях. Но даже если бы он говорил на родном русском, я вряд ли бы поняла хоть слово. Ивана я нашла опять-таки на кухне. Черт бы взял его хозяйственность!

— Машуня! — он начал улыбаться, когда я швырнула в его красивую свинскую морду всю пачку дареного компромата, а потом, развернувшись, помчалась наверх то ли рыдать, то ли крушить мебель.

Он не появлялся довольно долго. И, видимо, достаточно, чтобы бешенство, выкипев, перестало заливать жалкий огонек моего разума. Потому что я не убила его сразу, как он вошел.

— Я звонил дядюшке, — так мы договорились называть Пряничникова.

— Это еще зачем? Хочешь, чтобы твоей голой задницей полюбовался и он? — я едва ли не ядом плевалась.

— Машка, — он вздохнул. — Я, конечно, понимаю…

— Ни черта ты не понимаешь! — я плюхнулась на кровать и принялась таки оглушительно рыдать, надсадно и совершенно обреченно.

— Глупышка! — он присел рядом и тронул меня за плечо.

Я дернулась, словно это был здоровенный паук, а не его рука.

— Убирайся к чертовой матери!

— Я, пожалуй, действительно пойду. Подожду, когда ты будешь способна слушать.

Встал, потоптался. Я рыдала. Вздохнул. Шаги к выходу. Потом:

— Я хотел бы только, чтобы ты поняла: все эти фотографии сделаны до — слышишь? — до того, как я встретил тебя. И, черт меня побери, если я понимаю, кому и зачем потребовалось отслеживать все мои сексуальные связи!

— Убирайся!

Дверь закрылась, а я притихла и внезапно задумалась.

«После чего мне были вручены эти мерзкие свидетельства, отпечатки подсмотренных чувств, ворованные отражения чужой страсти? После того, как мне настоятельно рекомендовали удалить Ивана из дома! Зачем? Да, может, как раз затем, чтобы легче было добраться до меня самой! И уж конечно не с целью оберечь ребенка от липового похищения! Аслан никогда не станет…»

Я вцепилась в подушку.

«Господи, спаси и сохрани! А вдруг?.. Нет! Не так! Эти двое явно хотели меня убить. Это раз. Потом почти