Бабская религия о принце на белом коне - Виктория Рогозина

— Какая прелесть, — наглаживая кота, умилялась я этому маленькому (ага, прям маленькому!) генератору. — И вовсе не людоед.

— Людоед-людоед, — Кощей хихикнул.

— А нечего было на старушку нападать, — промурлыкал котяра выгибая спинку и задирая взъерошенный хвост.

Я недоуменно посмотрела на Кузьку, перевела укоризненный взгляд на Бессмертного в ожидании пояснений. Оба медлили. Кот урчал, толкаясь мордашкой мне в ладонь, что было сравнимо с нормальным таким ударом.

— Да этот чудик встал на защиту Яги. Разбойники залезли к ней в дом, а этот… — Кощей хохотнул. — На британский флаг порвал. Один выживший и тот добежал до деревни, поведал историю о коте-людоеде и все, инфаркт, не откачали бедолагу.

— Обалдеть. Вы так и познакомились? — продолжала наглаживать я щеки кота.

— Нет, мне его Соловей несколько раз сбагривал, жаловался что пить мешает, так и уговорил. Пусть лучше колдырит, так веселее. Зачем мне друг зануда⁈

Во дела! Ни за что бы не подумала, что соловей-разбойник может быть алкашом. Хотя… вот серьезно, что вообще известно о них всех? Видимо лишь слухи. Тем интереснее.

— Кузька, прокатиться до Лукоморья не хочешь? — Кощей посерьезнел.

— Мур, — кот потерся о мою ногу, едва не уронив.

— Кузька, я серьезно. Съезди с Герцог. Будет весело.

— Почему?

— Потому, — огрызнулся «костлявый». — Из-за баб портить имущество всегда весело.

Я невольно рассмеялась. Как это все мило, по-домашнему. Такие родные пререкания. Я опять поймала себя на мысли, что уже и не хочу возвращаться домой. Но… в этом мире нужна ли я кому-либо?

— Глава 19 — Порча имущества из-за бабы

Лихорадка или лихоманка — болезнь,

олицетворенная в женском образе

(страшные худые косматые и голодные старухи)

в славянской мифологии. Вызывает озноб и жар.

Дополнительный скилл: непостоянный переменчивый образ.

Согласно поверьям, их девять, но в некоторых

историях упоминается двенадцать. Любят мучить людей.

Мы добрались относительно быстро и к вечеру уже были на месте. Стража на воротах без вопросов нас пропустила внутрь шуганувшись огромного кота. Мне была непонятна подобная реакция. Ну это же кот. Большой. Мурлыкающий и очень пушистый. Ну что не так? Он же такой «Мур-Мур-Мур» и «Ми-ми-ми».

Кузька к слову передвигался на своих четырех, отказавшись трястись в седле и я его даже в чем-то понимаю. К сожалению, поговорить нам в дороге так и не удалось, а то я бы с удовольствием и нездоровой тягой (к садизму?) поспрашивала бы его о Бессмертном, чахлике невмирущим.

Дом знахарки выглядел все также — невысокий, уютный, будто никуда и не уезжала я. Как только мы вошли во двор, женщина выскочила на улицу.

— Жива! Жива! — причитала она, бросаясь ко мне с объятиями, пытаясь по всей видимости исправить эту оплошность.

— Задушите, — просипела я, искренне радуясь встрече.

— Финист, Настасья вернулась!

Как дверь не слетела с петель — ума не приложу. Видимо очень крепкая и вот это, самое главное — умели же делать, не то что в наше время. Через чур добротно сделано, я б сказала. Дружинный встретил меня медвежьими объятиями и косым взглядом — Кузька его несколько беспокоил. Коту же было все равно. Он мирно сидел жмурясь на солнышке, смешно подергивая ухом.

— Ну что мы все стоим⁇! В дом, все в дом. Гостью с дороги чаем надо напоить. Чай от Кощея сбежала.

И лишь когда мы уселись все за стол, я честно призналась, что меня не держат в плену и все на добровольной основе. Кузька устроился рядом со мной. Ему поставили большую миску (читай как тазик) молока, и он был счастлив, никак не участвуя в нашей беседе, даже не мурлыча.

— Значит душегуб тебя не изничтожил, — подвёл очевидный итог Финист.

— Нет, он хороший человек.

Я украдкой поглядывала на подаренное кольцо. Оно было зелёным и это радовало. Финист всегда говорил то, что думал и искренне беспокоился обо мне. Как и знахарка. Мои милые и родные.

— И как же он отпустил тебя? — подивилась женщина.

— Я просто попросила. Боялась что вы переживаете. И вот я здесь.

— Сдается мне Кощей влюбился.

Сдаётся, господа, это была комедия. Ага-ага, Кощей влюбился в меня, тощего недорослика, это смешно. Я была для него лишь развлечением. Украдкой бросила взор на кольцо, но оно молчало. Ясно, этот вопрос нужно задавать самому Кощею.

— Может не станешь к нему возвращаться? Оставайся здесь. Будь мне женой. А нет, станешь сестрою. Двери этого дома всегда открыты для тебя.

Кузька отвлёкся от молока, навострив уши, мотнул головой и принялся нализывать лапу и умываться, типа не при делах, но слушает внимательно. Вот ябеда, в случае чего, Кощею сдаст меня с потрохами, да вот сдавать не с чем, уговор дороже денег.

— Я слово дала, — я отрицательно мотнула головой. — Я не пленница. И он никогда мне не лгал.

И даже без кольца я была в этом уверена на сто процентов. Удивительно и невероятно, но в честности Бессмертного я не сомневалась ни разу, он умел быть убедительным, никогда не говорил лишнего и предпочитал действовать, а действия порой говорят о человеке куда больше. Но на душе стало тяжело, какое-то неприятное давящее чувство.

Грустно было только по одной причине — мое время в этом мире подходило к концу. Совсем немного, я получу зелье, вернусь в Москву и понимаю, что прежней жизни больше не будет.

— Чего тебе не хватает здесь? — Финист четко уловил мое состояние. — Неужто наш мир так плох?

— Смешно признавать, но мне не хватает лишь интернета, — я рассмеялась, стараясь скрыть грусть, но голос предательски дрогнул. Меня одолевали сомнения, терзали не только душу, но и мой разум, путая и без того беспорядочные мысли, окончательно запутывая, как котенок раздербанивает клубок ниток.

— Инте… что? — знахарка выпучила глаза.

Я достала свой смартфон и положила на стол.

— Эта штучка работает за счёт особого невидимого поля, — попыталась объяснить я. — А в этой штучке почти вся жизнь.

Я вдруг вспомнила, как мы дурачились с Кощеем, фотографировались. И с Финистом тоже. Такие воспоминания, которые пытаются задержать меня в этом мире. Наверное, я не хочу уходить. Но я не хочу оставаться в роли «развлекаловки» или дармоедки, как в случае с Финистом. Но и что делать, куда себя девать в этом мире я не понимаю. Что делать там, в Москве — ясно как божий день. Там все знакомо и привычно. А кто я здесь?

Финист коснулся моего лба, разглаживая задумчивые складки, будто стирая все невзгоды.

— Ты всегда можешь остаться, — негромко напомнил он. Я