Горячая любовь холодной блондинки - Донна Кауфман

О Боже! Он не собирается отпустить ее. Внезапно, несмотря на вихрь мятущихся мыслей, бушующий в голове, она обнаружила, что улыбается.

— Слушай, на одобрение Фрэнсис можешь не рассчитывать.

— Правда?

— Правда.

Ник снова прижал ее, целуя с новой силой. Когда она открыла глаза, стараясь остановить сумасшедшее кружение комнаты, то обнаружила, что он по-прежнему стоит перед ней. Надежен по-прежнему, остается лишь придвинуться ближе, найти в нем свою опору.

Неожиданно нахлынули новые сомнения. Не меняет ли она зависимость от требований собственной семьи на зависимость от поддержки Ника?

— Не смей, — предостерег он. Она моргнула.

— Что не сметь?

— Не смей сомневаться в себе.

— Я не сомневаюсь.

— Сомневаешься. Я тебя знаю, Санни.

Еще один момент истины для нее. Он ее знает. Настоящую. И хочет ее настоящую, со всеми недостатками.

— Мне надо убедиться, что я действительно чего-то хочу и не хочу, — сказала она. — Понять, где кончается долг и начинается мое желание.

— Ладно. Если я сейчас уйду, сказав, что мы никогда больше не встретимся, потому что я не хочу тебя видеть, сможешь ты тогда отправиться назад, к призывающему тебя долгу?

Горло ее перехватило от одного лишь предположения, что он может не захотеть ее больше видеть.

— Да, — прошептала она. — Но я…

— Неужели, предлагая нам увидеться еще, ты просто уступаешь моему желанию?

— Нет. То есть, я надеюсь, что ты тоже хочешь со мной встречаться, но, конечно, и мне этого хочется.

— Тогда в чем дело? Пойми, тебе совсем не обязательно заниматься всем самой.

— Обязательно. Именно мне. Никто больше не сможет.

— Должен быть кто-то, кто сможет пойти на совет директоров за тебя, а потом отчитаться по полной программе.

— Ник, это… — Внезапно его слова дошли до нее. — Погоди. Откуда ты узнал про совет директоров?

Он улыбнулся с обезоруживающим простодушием.

— Слушай, возможно, моей сдержанности хватит, чтобы отойти в сторонку, пока ты сражаешься со своими драконами. Поверь, пламя, извергаемое твоей бабушкой, видно невооруженным глазом, но позволить поджарить тебя, не попробовав вмешаться — чересчур. Я был наготове.

Ей бы надо жутко разозлиться на него, но Санни не сумела. И кто б смог отвергнуть подобную заботливость?

— В утешение тебе могу сообщить, что пытался оставаться в конторе.

— Целых пять минут, верно?

Он ухмыльнулся.

— Если не шесть. — Потом посерьезнел. — Я очень сожалею по поводу твоего дедушки. Я пропустил эту часть. Зато относительно обязательств все слышал превосходно. Я хочу тебе кое-что сказать, Санни. Что бы они для тебя ни делали, сколько бы ни дали, у них нет права распоряжаться твоей жизнью.

— Я знаю, Ник. Жизнь здесь научила меня ко многому относиться совсем по-другому. Но научила, между прочим, и тому, как важна семья. Возможно, сейчас кажется, что они не заслужили моей преданности, но так могло случиться потому, что я сама недостаточно ясно дала им понять, чего хочу. Я планировала все изменить. Не знаю, что я могла бы изменить. Но одно могу сказать достоверно — себя я изменить могу и не отступлю. И еще — не имею я права повернуться спиной к своей семье. Не сейчас.

Ник помолчал, потом нежно провел пальцами по ее губам и едва слышно произнес:

— Здесь у тебя тоже семья. Не поворачивайся спиной и к нам тоже.

— О, Ник. — Она обхватила ладонями его лицо и поцеловала его, изливая в поцелуе все свои страхи, сомнения и надежды.

А потом они оба молчали. Санни положила голову ему на плечо.

— Знаешь, — наконец сказала она, — я всегда боролась со своим эгоизмом, но не слишком преуспела.

Он фыркнул ей в шею.

— Мне казалось, тебе, наоборот, надо научиться быть поэгоистичнее.

— Ты понятия не имеешь, во что впутываешься, я имею в виду мою семью. У деда довольно жесткие понятия относительно устройства мира. А бабушка… сразу говорю, идея, что мы с тобой можем быть вместе, точно не найдет у нее ободрения.

Ник склонился, чтобы смотреть ей прямо в глаза.

— Mi cara mia[1], если ты подстроилась под требования моей семьи, то будь уверена, и я как-нибудь переживу запросы твоей.

Санни не знала, смеяться или плакать. Она никак не могла решить, стоит ли оттягивать разрыв, не лучше ль одним махом обрубить все связи — сомнения рвали ее на части. Но, учитывая перспективы ближайшего будущего, заслужила же она хоть небольшую отсрочку.