Любовь и ненависть в наследство - Татьяна Аксинина

окном шумели деревья, поднялся ветер. Где-то, совсем рядом с окном горел уличный фонарь, заливая комнату фантастическим синим светом. Тени от деревьев сквозили по белым занавескам окна. Я следила за причудливым ночным танцем теней. Тело наливалось тяжестью, а перед глазами все стояла картина вчерашнего дня.

Я отчетливо видела, как Ромка вразвалочку идет ко мне. Раскачивается крест на массивной цепи, висящий на толстой шее. Я, как кролик на удава, не отрываясь, смотрю на этот крест. Развеваются полы расстегнутой рубахи, открывая волосатую грудь. Я пытаюсь бежать, но его дружки загоняют меня в тупик. С одной стороны от меня высится трехметровый забор, с другой – глухая стена прачечной. Ломая ногти, пытаюсь забраться на забор. «Попалась птичка в сети, не уйдешь! Я буду первым! Бросайте ее на землю!» Бритоголовая рожа Ромки нависает надо мной. Я отчаянно кричу, надеясь на чудо. Под руку попадает кусок кирпича. Я изо всех сил бью Ромку по голове. Его тело мягко оседает на меня. Гогот его дружков смолкает. Тихо, что я слышу, как стрекочет кузнечик в траве. Я встаю с земли. На голове Ромки – темное пятно, кровь стекает прямо на землю. «Марьиванна! Марьиванна! Ромку убили!» – пронзительно кричит кто-то. Я стягиваю руками разорванное платье. Мне бы сейчас заплакать, но слез нет, и в голове пустота и апатия.

От главного здания подбегает наш завхоз, за ним спешит заведующая. Завхоз переворачивает Ромку на спину, Ромка стонет и открывает глаза.

–Жив, слава Богу! Кто это его так?

– Она, – приятели Романа дружно показывают на меня. – Гуляли во дворе, никого не трогали, вдруг эта ни с того ни с сего бросилась, как дикая кошка.

– Неправда, она сами набросились на меня! – вяло пытаюсь я оправдаться.

– Бесстыдница! – заведующая окидывает меня злым взглядом, – Стыд потеряли, сами под парней лезут! Петрович, беги за медсестрой, если надо, «скорую» вызывайте. А с этой я сама разберусь. Вот, не хватало нам проверяющих, и премии из-за этой дряни лишить могут!

– Они меня изнасиловать хотели!

– Ты сама их спровоцировала, не строила бы глазки и не завлекала, кто бы на такую замухрышку позарился?! Ребята, хватайте ее и тащите в чулан. Посидит под замком пока я бригаду вызову.

– Я не хочу в чулан!

– А тебя, психическую, никто не спрашивает, твое место в психбольнице!

Мне очень страшно, ведь я в психбольнице. Говорят, отсюда уже никто не выходит. Держат взаперти и залечивают до смерти. Но все-таки я заснула. Я спала тяжелым сном, без сновидений, и проснулась рано утром от головной боли. Я оделась, пригладила руками короткие волосы и села на кровать, не зная, куда мне идти и что теперь делать? Неизвестность страшила меня. Мне захотелось вернуться в интернат: там осталась моя сестра Лиля. «Может, я смогу сбежать отсюда? Если вести себя очень осторожно, и не попадаться одной Ромке на глаза, то, может, и обойдется?» Я вспомнила о Ромке, и холодок пополз по моей спине, я же чуть не убила его! Для меня дорога в интернат закрыта.

– Доброе утро, я гляжу, ты ранняя пташка. Как тебе спалось на новом месте? – У Надежды Васильевны усталые глаза после ночного дежурства. – Завтракать будешь?

Я отрицательно качаю головой. Ком встал в горле, и я не могу говорить.

– Ты, что? Испугалась? Полно, полно. Тебя здесь не съедят. Расскажи, что случилось, если сможешь.

Слова путаются, я косноязычно пытаюсь передать события вчерашнего дня. Мне стыдно рассказывать о себе такое, а вдруг она подумает, что я сама виновата.

– Значит, тебя хотели изнасиловать, а заведующая не вступилась за тебя?

– Она сказала, что я сама приставала к парням.

– Идиотка! А Роман – это кто? Воспитанник или воспитатель?

– Он наш, воспитанник, только он главный в интернате.

– Главный? Главнее вашей заведующей?

– А она не обращает на них внимания. Они с дружками уходят и приходят, когда хотят. У них и деньги есть, они покупают сигареты, пиво и вино. Но они тихо себя ведут в интернате, только девчонок заставляют спать с ними.

– Ничего себе! Притон устроили их детского дома! Пиши заявление в милицию!

– Мне не поверят. Все будут против меня, они побоятся Ромки. Он убить может. А там осталась моя сестра Лиля.

– Хочешь вернуться в интернат?

– Нет.

– Сколько тебе до совершеннолетия?

– Три месяца.

– Прекрасно. Поживешь пока здесь, а там что-нибудь сделаем.

В интернат я больше не вернулась. Надежда Васильевна сделала для меня возможное и невозможное. Эта добрая женщина даже привозила меня к себе домой в гости, к ужасу родителей, видимо, считавших всех детдомовских воспитанников ворами. Надежда Васильевна шикала на них, но они были очень напряжены. И, хотя она приглашала заходить еще, я постеснялась пойти в гости в ее семью. Я и так очень многим была обязана Надежде Васильевне. Осенью я уже училась в сельскохозяйственном колледже на отделении цветоводства. Я получала стипендию! Мне дали место в общежитии! Вечерами я имела возможность подрабатывать техничкой. Но самое главное, я могла навещать Лилю. Романа к тому времени в интернате не было. В тот год я была очень счастлива».

***

Все три дня до отъезда матери Турцию Полина не оставляла ее ни на минуту. Татьяна была рада, что не придется снова объясняться с Костей. Зачем еще раз ворошить прошлое. Каждое утро она находила под своей дверью свежие розы. Татьяна знала, что это он приносит ей цветы. Она равнодушно выбрасывала их в корзинку для мусора: она не хотела ничего от него. Много слез было пролито, и теперь не позволит прошлому вернуться. Татьяна всегда старалась жить сегодняшним днем, не сожалея о прошедшем. «Будет день – будет пища», – часто повторяла она для себя. И действительно, какой бы неразрешимой ни казалась проблема с вечера, на следующий день она как-то, да решалась.

Все-таки он подкараулил ее, когда Полина убежала купаться. Татьяна сидела одна на лавочке, на берегу озера.

– Любуетесь видами озера, Татьяна Владимировна?

– Да, здесь очень красиво.

– Слышал, ты завтра в Турцию улетаешь, машину тебе на утро заказали в аэропорт везти.

– Да, дочка путевку подарила.

– К любовнику едешь?

– Да, к любовнику, и еще два любовника в Новосибирске остались. – Татьяна с вызовом посмотрела на Костю.

– Таня, я с ума схожу, как увидел тебя снова. Все во мне всколыхнулось, все чувства к тебе вернулись.

– А мои – нет! Пропали тридцать лет назад, когда ты меня над маленьким ребенком отчитывал. Зачем ты в тот час появился, ни минутой раньше, ни минутой позже. Из-за тебя человек