Княжий венец - Анна Михайлова

После обеда, когда солнце к закату начало клониться, слева, меж деревьев, начала мелькать речная гладь. А позже, когда на более широкое место выехали, река стала видна широкая и стены города.

- Река эта – Волговянка зовется. А город сей – Зареченск.

Тамирис кивнула и похлопала свою лошадку по холке. Мол скоро отдых и мне, и тебе будет. Животное фыркнуло и будто бы ускорилось, предвкушая тепло стойла вместо промозглого осеннего воздуха. Который сыростью рано или поздно проберет до костей, хуже мороза.

Зареченск – младший брат Миргорода, был веселым и шумным, как и положено младшим. Он еще не приобрел степенности старшего брата, был говорливым и шальным. Крутобокие купеческие лодьи слегка покачиваясь, в ряд стояли на пристани. Издали слышался шум и многоголосье, запахи разгружаемых товаров, яркие рулоны тканей, мечи и кольчуги мелькали из тюков. Богато украшенные одежды торговцев, юркие карманники, смех и звон монет – это все жило, бурлило, невольно заставляло улыбаться и предвкушать – покупки, рассказы о путешествиях, ожидание чуда в каждом разгружаемом сундуке. Что за невидаль внутри? А ну-ка? Город очаровывал, кружил и захватывал – как и полагается молодому повесе. Смешлив, говорлив и очарователен. Шалит, потому как степенный старший брат далеконько и не заругает.

Велеслав въехал в открытые настежь центральные ворота. На мгновение задумался – куда ехать-то? Обычно он останавливался или у посадника города, или ночевал в чистом поле с дружиной. Вот только посадник – не деревенский староста, его из хором выгонять – обиду кровную нанести. А как в большом доме полном слуг личину свою скрыть? Обязательно проболтается кто. Потому – в корчму придется ехать, там ночевать. Лихорадочно перебирал из того, что помнил. Много он тут по молодости куролесил. Княжич с друзьями едва ли не притчей во языцех был. Не признается сейчас никто из них, но тогда в кутежах от него не отставали – ни Беригор, сейчас степенный воевода. Ни Драгомир – волхв верховный, от одной ироничной улыбки которого девки табунами в его комнаты бежали.

Чаще всего здесь, в Зареченске, они с друзьями колобродили, подальше от грозных очей батюшки-князя. Доносили тому, понятное дело, так то – слухи! Всегда сказать можно – что половины не было, а вторую половину придумали. Чтоб мы купца голым в саже и перьях изваляли? Да ни в жизнь! И пусть более людей не обвешивает.

Эх… молодость. Загребает удовольствия жадно, двумя руками, будто завтра не наступит. Все нужно сейчас и немедленно. Вот только рано или поздно приедается все – и яства заморские, и девки безотказные. Пустота внутри возникает, не пойми чего ей надо. И тоска там поселяется, будто зверь в норе. Временами спасу от нее нет, грызет хуже зверя лютого. Особливо, когда на чужое счастье смотришь. Непонятно становится – почему тебя боги обделили. Зачем все остальное, если главного нет?

Вспомнил Велеслав про корчму, что ближе к центральной площади была. Приличный туда народ ходил: купцы степенные, приезжие мастеровые. Да и горожане захаживали – кухня была отменной, а пудовые кулаки хозяина не давала расшалиться буйным головушкам. Как бишь его? Про дерево было название. А, точно! «Кленовый пень». Поначалу был «Кленовый лист», потому как дерево сие во дворе росло. А как его молнией разбило, спилить пришлось. Потому в Зареченске «иди в пень» не ругательством было, а навроде пожелания поесть в хорошем заведении.

Дороги шальной молодости мы помним крепко. Оттого и не заплутал князь миргородский, вывел себя со спутницей к крепкому дому с вывеской. Передали коней служке и вошли внутрь.

Ничего не изменилось с тех самых пор, когда куролесил здесь Велеслав еще юным княжичем. Хотя в этой корчме даже они с друзьями не шалили, чаще утренничать заезжали после беспутной ночи. Рассол тут завсегда отменный был и похлебка горячая. Для головушки хмельной – самое то! Князь огляделся по сторонам. Чуть более закоптился потолок, но те же столы чисто выскобленные и лавки. И многолюдно – а значит кухня до сих пор не плошает. Вот только за прилавком мужчина молодой, сын али сродственник. На его счастье! Ибо старый вмиг признал бы, - запоздало подумал Велеслав.

- Комнату мне. Воды туда горячей, а потом ужин.

- А сестрица твоя? Ей такое же?

- Кто?

За спиной князя раздался мелодичный смех. И не только его пробрало. На переливчатый звук повернули головы все сидящие за столами мужчины. У кого-то даже глаза расширились от изумления, а кто-то крякнул, ус подкручивая да приосаниваясь. Да так нахально, что уложил князь пальцы на меч и недобро посмотрел по сторонам. Осаживая взглядом особо наглых.

- Не бери в голову, уважаемый. Леслав до сих пор просить не может, что родилась я, а не мальчик. Да, братик? – спросила Тами притворно елейным голосом. Еще и голову приложила к его плечу, насмешливо в глаза заглядывая. Навроде как с родственной любовью.

- Зато краса какая вышла! Любо-дорого смотреть, - расплылся в ответной улыбке хозяин корчмы.

- А я гляжу тебе и обручье не мешает по сторонам смотреть, - пуще прежнего нахмурился князь.

- Не серчай, воин. Наверняка не я первый, кто говорит, что у тебя сестра – краса писанная, - миролюбиво заметил мужчина, делая все же от прилавка шаг назад. Эвон как гость глазами зыркает недобро.

Пытался Велеслав себя в руки взять, да только не получалось совсем. От ироничной улыбки Тамирис так вообще захотелось дать хозяину корчмы в морду. И заодно всем присутствующим мужикам. Какая еще, к лешему, сестра?!

Вот только хозяин гостиницы быстро смекнул, что дело может кончится недобро, ежели он новых гостей из общего зала не отправить отдыхать. Кликнул девку-помощницу, та и увела приезжих за собой. Только когда странные гости начали подниматься по лестнице, выдохнул осторожно. Вот уж принесла нелегкая. Девка, от красы которой запросто в зале драка начнется, и воин с замашками столичного боярина. Непростые гости, ой не простые. Хоть и одеты нарочито неброско. Даже не так – опасные. Дурниной нутро взвыло, а нутру и он, и батюшка завсегда доверяли. Не обманет. Ухо нужно держать востро и не злить прибывших понапрасну.

Тамирис хоть и напустила на себя невозмутимый вид, заметила взгляды, которые на нее бросали мужчины в зале. Страсть и похоть – ничего не меняется в мужской природе. Хоть в какую страну не сбеги. Старалась она опускать голову пониже, да только рост у нее высок для местных девок. Хочешь-не