Поцелуй сирены и первобытные хищники - Елена М. Рейес

Он резкий и настойчивый; мои чешуйки вздрагивают от беспокойства. Я слышу, как мой дедушка зовет человека войти, чувствую, как усталое тело моей бабушки скользит рядом со мной, а затем чувствую, что все взгляды устремлены на меня.

Но все это не имеет значения, когда охранник сообщает новость о том, что мой отец был найден без сознания возле мемориала моей матери, его обмякшее тело сжимало в руке единственную жемчужину.

И если раньше я думала, что мое сердце болит, то сейчас я в агонии.

— Пожалуйста… — мой голос срывается, рыдание застревает в горле. — …отведи меня к нему.

13

КАЙ

Волк во мне воет, когда она исчезает под водой, в то время как обычный мужчина стоит неподвижно с бутылкой рома в руке. Не выпивая, просто схватив его из ближайшей бочки, прежде чем подойти к планширу, чтобы посмотреть, как вода успокаивается после ее исчезновения.

Прошел уже час.

Я злюсь и размышляю — борясь с желанием позвать ее по имени. Оно вертится у меня на языке, мои инстинкты подталкивают меня отказать ей, но горечь трудно проглотить.

Нерисса.

Благословение и проклятие на моем языке, вкус, который я не могу смыть, как бы сильно мне этого ни хотелось. Никакое количество рома не поможет. Никакое количество крови, запятнавшей эти старые деревянные полы, не утолит чувство предательства, которое я испытываю.

Мои кулаки сжимаются по бокам, ногти впиваются в ладони, пока я не чувствую, как лопается кожа.

Я должен был догадаться. Знаки были налицо…

В ее декадентском аромате чувствовался привкус соли на краю каждой ноты. За те часы, что я провел между ее бедер, легкая дымка воды прилипла к ее коже. Я принял это за пот, после тяжелой погони, но теперь вкус у него другой.

Как росистое утро на море: все, к чему вы прикасаетесь или пьете, отдает морской солью, вкусом, которого я всегда жаждал — наслаждался с юных лет как слабостью, — но теперь оттенок изменился.

Судьба действительно трахнула меня.

Она сирена.

Нежная. Красивая. Опасная.

Гребаное совершенство.

Каждый дюйм этой знойной нимфы с кокетливой улыбкой взывает ко мне. Она создана для того, чтобы заставлять мужчин падать на колени и поклоняться, и все же Боги дали ее мне — дар и проклятие, которые я принимаю без колебаний.

Она принадлежит мне так же, как и я ей, даже если в данный момент я ненавижу то, кто она есть.

Моя слабость. Мой дом.

Пара, слово из четырех букв, которое сбивает мой мир с его оси. Я больше не принадлежу себе, но свободно отдаюсь женщине, которая уже предала меня.

Волчий вой, сердитый звук вырывается из моей груди, и команда вокруг меня обнажает шеи. Они не понимают, насколько глубоко это ранит, как мой волк требует, чтобы я нырнул за ней и вернул ее обратно. Брыкающуюся и кричащую — не имеют значения, а если я убью каждого чешуйчатого ублюдка, который помог ей обокрасть меня, то будет еще лучше.

Истинное правосудие не сладко, оно залито кровью.

Мое тело напрягается, готовое к прыжку — к черту последствия, — но я сдерживаю реакцию. Человек понимает то, чего не понимает волк: под поверхностью моря не мое поле битвы. Пока нет.

— Капитан? — Раздается голос Отто. Он самый молодой член экипажа на борту и брат Торрена. Сейчас он относится ко мне настороженно, стоит в стороне, как будто не уверен в моей реакции.

— Говори.

— Что ты хочешь…

Я отрываю взгляд от темных вод, моя челюсть ноет от скрежета зубов.

— Мы сейчас покидаем порт. Готовьте корабль.

— Да, Альфа. — Команда приходит в движение, пока он направляется к своему брату — моему другу.

Раскачиваются фонари, стонут канаты, разворачиваются паруса, по палубе грохочут сапоги. Голоса вокруг меня остаются тихими, но каждый начальник станции окликает другого, когда корабль готовится к отстыковке.

— Я в порядке, — говорит Торрен брату, прислонившись всем телом к мачте. Его рубашка разорвана и насквозь в крови, но раны уже заживают. Все еще кровоточат, но запекаются, и при виде этого моя ярость разгорается с новой силой.

— Позволь мне помочь тебе.

Отто пытается обхватить его рукой, пытаясь перенять его вес, чтобы сдвинуть Торрена с места, но тот отмахивается от него. Идиот снова открыл колотую рану; кровь вяло течет по его боку, а лицо сильно щиплет.

— Прекрати…

— Гамма, — кричу я, и всякая чушь, которую он собирался изрыгнуть, застывает у него на языке.

В одно мгновение я оказываюсь перед ним, разглядывая его бледную кожу и пот, стекающий по виску. Торрен пытается выпрямить упрямую задницу, но это усилие заставляет его пошатнуться.

— Альфа, я в порядке, — выдавливает он сквозь зубы, пальцы в багровых пятнах там, где он касался своего бока.

— Ты никудышный лжец.

За это я получаю фырканье, которое заканчивается еще одной гримасой. На секунду мой взгляд переключается на двух других членов стаи, лежащих на палубе, бортовой врач проверяет повреждения.

Один, похоже, без сознания, у него вздулась шишка на виске, а у другого глубокая рана на щеке. Они начали срастаться, слои кожи стягиваются, но процесс идет медленно.

И тот, и другой будет в порядке.

— Тащите их вниз, — рявкаю я, и другой член экипажа переходит от своих обязанностей по привязыванию припасов к помощи поднять одного из раненых, осторожно перекидывая его через плечо.

— Надо было убить ублюдка до того, как он вытащил свой клинок, — тихо стонет Торрен, и я поворачиваю голову к нему. На его лице выражение самобичевания. — Прости, Альфа. Я подвел тебя.

Нет. Это мой крест, который я должен нести.

— Это убийство принадлежит мне, Гамма, но я дам тебе утешительный приз, как только ты встанешь на ноги. — Торрен выглядит так, будто хочет возразить, но мое низкое рычание останавливает его. — Ты никому не нужен, истекающий кровью. Не упрямься, мой друг.

Его волк показывается в глазах, и они оба кивают, признавая правоту. Они также обнажают шеи в знак уважения.

— Отто, отведи его под палубу и займись им.

— Да, Альфа.

Пока они продвигаются вперед, стараясь еще больше не травмировать Торрена, корабль удаляется от причала в открытые воды. На секунду я закрываю глаза и наслаждаюсь бризом и приятным туманом, поднимающимся от воды, пока мой волк снова не прижимается к коже.

Он хочет контроля. Вырваться на свободу, когда за закрытыми веками я вижу эти великолепные фиалковые глаза. Помню, как я перебирал пальцами ее чернильно-черные волосы с нежнейшими волнами в каждой пряди. Как она приходила в себя