Бывшие. Я разлюблю тебя завтра - Чарли Ви

— Я же не бью тебя и не обижаю. Что не так Лика? — снова он начинает говорить.

— Всё не так.

— Так и будем стоять в ванной? Может, ты успокоишься и ляжем спать?

Я оглядываюсь по сторонам, ванну здесь большая. Можно удобно устроиться, если постелить одеяло.

— Иди ложись. Я буду спать здесь.

— Что за бред! — Рамиль опять злится, взгляд тяжёлый. Он наступает, а мне отступать больше некуда. Подхватывает на руки и несёт обратно в комнату. Я вырываюсь, изгибаюсь, царапаюсь.

— Прекрати, — рычит Рамиль, почти кидает меня на кровать и наваливается сверху. — Я не буду трогать тебя. Успокойся. Слышишь меня?

— Нет, не слышу. И слышать тебя не хочу. Так нельзя поступать. У меня есть свои желания и я хочу спать в ванной.

— А я хочу, чтобы ты поцеловала меня так же, как полчаса назад. Хочу, чтобы стонала подо мной. Но я сдерживаюсь.

— Этого больше никогда не будет. Только если ты силой возьмёшь.

— Это приглашение?

Мы всё ещё боремся на кровати. Как могу, отталкиваю Рамиля, а он пытается поймать мои руки. Наконец, ему это удаётся. Он перехватывает запястья обеих рук и поднимает вверх.

— Ну? Ты успокоишься, наконец?

— Нет. Никогда не сдамся.

— Уверена?

— Да. Как никогда.

Рамиль наклоняется и целует в губы. Я сжимаю челюсть сильнее, чтобы не дать его языку проникнуть внутрь. Рамиль проводит языком по моим сжатым губам. Целует подбородок, шею, ключицу.

А тело, как назло, отзывается. От каждого прикосновения его губ внутри что-то ёкает, дрожит. Внизу живота снова тянет.

Ненавижу себя за это.

— Рамиль, пожалуйста, не надо, — я снова плачу.

— Почему? Я же чувствую, что тебя тоже тянет ко мне.

— Пожалуйста. Иначе я совсем перестану уважать себя.

Глава 30

(Рамиль)

Я так долго ждал возможности прикоснуться к ней, что едва сдерживаюсь, чтобы просто не сорвать с Лики халат, в который она вцепилась мёртвой хваткой.

— Имеешь право, — нашёптывает мне желание. — Она теперь твоя жена.

Разум же твердит, если не сдержусь, то потеряю то небольшое доверие, которого добился.

Смотрю в её заплаканные глаза. Сердце сжимается. Из-за меня всё, из-за меня боится. Как свинья себя повёл тогда, надо было лаской, а не силой. А теперь пожинаю плоды своей несдержанности.

— Лика, малышка моя, — пытаюсь её успокоить. — Не убегай. Обещаю, ничего больше не будет.

Давить на неё сейчас будет большой глупостью. Она всё ещё упрямо борется, а я не перестаю восхищаться её силой духа.

Поправляю на ней халат, хотя сосок, выглядывающий из-под края, вызывает огромное желание наклониться и обхватить его губами.

Даже голова начинает кружиться от противостояния тела и разума. Делаю над собой неимоверное усилие, заправляю края халата.

— Спи, — шепчу ей на ушко, целую в лоб и встаю с кровати.

Мне надо остыть. Находиться с ней в одной комнате пытка. Выхожу из номера прихватив пачку сигарет и иду на террасу. Ночной морозец вцепляется в моё разгорячённое тело, но я совсем не чувствую холода.

Подкуриваю сигарету. Делаю глубокую затяжку, хочу прогнать это наваждение под названием Лика.

Сколько лет задавался вопросом, что в ней есть такого, чего нет в других. Сложный вопрос. Ответа у меня нет. Разум понимает, было бы проще строить отношения с обычной девушкой. У которой нет проблем ни с головой, ни со всем остальным. Но я чувствую себя ответственным за Лику и за сына. Знал бы, что она беременна, прорвался бы. Не стал останавливаться, когда тёща не пускала. Сделал бы всё, чтобы поговорить с Ликой. А я ждал, хотел чтобы она отошла.

А надо было действовать решительнее. На всю жизнь урок. Если что-то важно и дорого надо не медлить, надо брать и не отпускать от себя. Если бы раньше это понял, мой сын не рос бы безотцовщиной как я.

Тру лоб рукой, смотрю поверх крыш. Возвращаясь мыслями в детство.

Иду домой после школы, в руке аппликация, которую делал на трудах. В честь Восьмого марта. На листок а4 приклеена корзина из цветной бумаги и объёмные цветы. Я уже представляю себе, как у мамы будут гореть глаза от счастья, как она обнимет меня, скажет “Спасибо, малыш! Такая красота, я тобой очень горжусь”. Она всегда хвалила меня и обнимала.

Заворачиваю за угол, на площадке перед двором соседские мальчишки, которые старше меня на несколько лет. Я всегда старался их обходить. Им доставляло какое-то извращённое удовольствие, издеваться надо мной.

Я не ожидал увидеть их в это время во дворе, у них уроки шли дольше, чем у меня второклассника. Завидев меня, они улюлюкают, радуются, что от скуки спаслись. Страх охватывает меня, но не за себя, а за мамин подарок. Боюсь помять или чего хуже сволочи порвут себе на забаву. Срываюсь с места и несусь домой. Шлёпаю по лужам, но сейчас не важно, что обрызгаюсь. Я просто хочу добежать до подъезда и успеть запрыгнуть в приоткрытую дверь. И когда мне кажется, что я уже почти добежал Зайцев Сашка, мелкий парнишка, шестёрка банды бежит мне наперерез.

Я лечу на асфальт, обдираю ладони. Удары начинают сыпаться почти сразу же, а просто прижимаю листок к груди и закрываюсь. Жду, когда они устанут.

— Ну ты и козлина! — орёт их заводила, самый крупный.

— Еле догнали, бегает не хуже ЗАйца, — кто-то поддакивает, я уже не разбираю голоса. Один из ударов ногой прилетает мне в голову.

— Сразу видно мамкин сынок, без бати растёт. Как баба бросился бежать.

— Да ты, похоже, для новой клички созрел, — доносится до меня сквозь шум и удары. — Будешь у нас суразёнком.

Затягиваюсь глубоко. Трясу головой, чтобы избавиться от воспоминаний. Столько лет прошло, а они до сих пор вспыхивают в памяти ярко и больно. Не хочу, чтобы у моего сына было так же. Моего сына никто не обидит.

Я должен набраться терпения и вернуть Лику себе и её доверие. Хочу, чтобы у неё, наконец, стало всё нормально. А это будет только со мной. Ни одного мужика к ней не допущу, пусть хоть сколько упирается, всё равно добьюсь. Всё равно сделаю её счастливой.

“Причиню добро”, как любит говорить моя мама.

Выкидываю бычок. Спускаюсь на первый этаж, иду в бар. Чем дальше от Лики, тем лучше. Так спокойнее.

Пью одну за другой.

— У вас, по-видимому, был сложный день, — обращается ко мне бармен.

— Угу, — киваю. — Очень. Женился.

— Примите мои поздравления.

— Спасибо, — язык уже заплетается.

Но возвращаться в номер нельзя, в