Разрушь меня - Бьянка Коул

вырывается тихий смешок. — Она таскала меня в каждый музей, на открытие каждой галереи. Семья моего отца “Блэквуды” они были бостонской аристократией со времен Революции. Когда папа женился на маме, это вызвало скандал.

— Скандал? — Подсказываю я, заинтригованный этим проблеском за полированным фасадом.

— Блэквуды ожидали, что папа женится на ком-нибудь из их круга. Еще одна богатая семья с нужными связями и родословной. — Выражение лица Таш становится кривым. — Вместо этого он влюбился в мою мать, у семьи которой появились новые деньги — судоходство и промышленное богатство, взорвавшееся во время войны, но без исторической родословной. Мои бабушка и дедушка со стороны Блэквуд, считали это почти таким же плохим, как брак с простолюдинкой. Они так и не приняли ее полностью.

— Должно быть, это было трудно для твоей матери.

— Так и было. Но у нее была собственная мать — бабушка, которая была удивительно культурной, несмотря на свое скромное происхождение. Бабушка работала медсестрой во время лондонского блица, где познакомилась с моим дедушкой по материнской линии, американским бизнесменом, снабжавшим войска союзников. После войны они переехали в Нью-Йорк, где находилась штаб-квартира производственной империи его семьи. — Ее взгляд становится отстраненным. — Бабушкиной страстью было искусство, и благодаря связям моего дедушки и пожертвованиям в Метрополитен она получила должность доцента и в конце концов дослужилась до должности помощника куратора.

— Блэквуды всегда были слишком заняты своими светскими раутами, но бабушка... — Таш делает паузу, эмоции мелькают на ее лице. — Она нашла время.

Что-то сжимается у меня в груди. Я узнаю этот взгляд — груз ожиданий, то, что ты никогда не соответствуешь требованиям семьи.

— Твои родители не одобряют твой выбор профессии?

— Имя Блэквуд открывает двери, но оно связано с ожиданиями. Они хотели, чтобы я удачно вышла замуж, устраивала благотворительные вечера, была идеальной светской женой. — Ее губы кривятся. — Папа потерял большую часть нашего семейного состояния из-за неудачных инвестиций. Они думали, что я смогу восстановить наше положение через брак — наконец-то сделать имя Блэквудов снова "респектабельным" после неудачного выбора жены папой.

— Вместо этого ты предпочла работать.

— Когда мой дед по материнской линии скончался, он оставил трастовый фонд специально для моего образования и независимости — идея бабушки, конечно. Она знала, каково это — быть пойманной в ловушку обстоятельств. — Ее пальцы снова касаются изумрудных сережек. — Это были бабушкины. Мой дедушка подарил их ей после того, как она получила повышение в Метрополитен. Она сказала, что они напоминают ей, что красота и знания принадлежат всем, а не только богатым.

Я изучаю ее лицо, замечая слои, которых раньше не замечал. Решимость под лоском. Страсть за самообладанием. Впервые я недооценил, насколько глубоки эти воды.

— Похоже, она замечательная.

— Да, была. — Таш встречает мой пристальный взгляд. — Знаешь, она бы увидела тебя насквозь.

— Я в этом не сомневаюсь. — Я улыбаюсь, на этот раз искренне. — Думаю, она бы мне понравилась.

Тепло в ее глазах вызывает у меня желание рассказать ей все. Это опасное чувство.

— А как же твои родители? — Спрашивает Таш, наклоняясь вперед. — Ты никогда о них не упоминаешь.

Лед наполняет мои вены, заменяя приятное возбуждение от вина. Мои пальцы сжимают ножку бокала.

— Рассказывать особо нечего. — Я сохраняю нейтральный тон, но в моей голове вспыхивают воспоминания о крови на мраморных полах и криках моей матери.

— Давай. — Она тянется через стол, ее пальцы касаются моих. — Твоя мать, должно быть, была замечательной женщиной, раз вырастила четверых таких... интересных сыновей.

Я убираю руку, поправляя запонки. — Она умерла, когда я был маленьким.

— Мне жаль. — Ее искреннее сочувствие усложняет ситуацию. — А твой отец?

— Автомобильная авария. — Воспоминания о той аварии до сих пор преследуют меня, когда я был в машине со своей мамой. Я видел, как она умирала. — Это было очень давно.

Таш изучает мое лицо. Я вижу, как работает ее разум в режиме куратора, каталогизируя микровыражения, которые я не могу полностью скрыть.

— Тебе не нравится говорить о них.

— Нет. — Я делаю большой глоток вина, выигрывая время, чтобы восстановить свои стены. — Прошлое лучше оставить там, где ему место.

Она открывает рот, чтобы задать еще один вопрос, но я прерываю ее, подзывая официанта. — Еще вина?

Ясно, что эта линия допроса закрыта. Я вижу вспышку боли в ее глазах, но не могу сказать ей правду. Я мафиози, и наша семья процветает на сделках с наркотиками и оружием.

Некоторые секреты должны оставаться похороненными ради нас обоих.

Официант приносит наши первые блюда — соле по-дуврски для нее и вагю для меня. Я наблюдаю, как Таш откусывает свой первый нежный кусочек, оценивая, как она смакует еду без наигранных манер, которые демонстрируют многие светские женщины.

— Шеф-повар превзошел самого себя сегодня вечером. — Я пытаюсь вернуть нас в более безопасное русло. — Хотя и не совсем так хорошо, как-то маленькое заведение в Париже, о котором мы говорили.

— Le Baratin? — Ее плечи расслабляются. — Нет, но немногие рестораны могут сравниться. Только их винная карта...

— В следующий раз, когда будешь в Париже, попробуй L'Ami Louis. Курица просто превосходна.

— Смело с твоей стороны предполагать, что я воспользуюсь рекомендациями ресторана от человека, который пьет Stoli с черной икрой. — Возвращается призрак ее прежней игривости.

— Это было однажды, и Николай бросил мне вызов. — Я позволяю себе легкую улыбку. — Кроме того, это ты сегодня сочетаешь красное вино с рыбой.

— Правила созданы для того, чтобы их нарушать. — Она делает еще глоток «Марго». — По крайней мере, когда знаешь, какие именно.

Теперь разговор течет легче, но что-то изменилось. Прежняя близость, когда она говорила о своей бабушке, отступила за осторожными словами и взвешенными ответами. Я возводил стены всю свою жизнь, но, наблюдая, как она возводит свои собственные, у меня неожиданно сжимается грудь.

Мы обсуждаем безопасные темы, такие как предстоящие выставки и общие знакомые. Она блестящая и обаятельная, но я замечаю, как она избегает всего личного. Больше никаких вопросов о семье или прошлом.

Хрустальные люстры отбрасывают тени на ее лицо, подчеркивая сдержанную линию подбородка. Даже золотые цепочки на ее спине больше похожи на доспехи, чем на украшение.

Я сделал это. Один момент слабости, отказ позволить ей преодолеть мою защиту, и я потерял что-то ценное, о чем даже не подозревал, что хотел сохранить.

Официант убирает наши тарелки и приносит счет. Я толкаю свой черный "Амекс" по столу, не глядя на сумму. Деньги никогда не были проблемой, особенно сегодня вечером.

Снаружи осенний воздух несет в себе намек на зиму. Таш обхватывает себя руками, шелк почти не защищает от