Глубже - Робин Йорк

Он носит ее любовь к нему на своем запястье, и я рада за него. Я рада, что в мире есть еще кто-то, кто заботится о нем настолько, чтобы вдавить буквы его имени в кожу, акт памяти.

Я делаю это иногда, в темноте. Лежу в своей кровати, смотрю на перекрещивающийся узор пружин, поддерживающих матрас Бриджит над моей головой, и рисую буквы имени Уэста на своем теле.

У-Э-С-Т через живот, по бокам. Я использую ноготь, только ноготь и вызываю мурашки.

У-Э-С-Т вдоль грудины. Через ключицу и вниз по выпуклости груди, спотыкаясь и зацепляясь за сосок.

Его имя кажется тайной, а теперь он носит его на запястье. Я хочу знать все об этой девочке, которая нанесла его. Как она выглядит. Есть ли у нее веснушки, светлые волосы или темные, как у него. Какая она — задиристая или неземная, веселая или серьезная, с поцарапанными коленками или женственная.

Я знаю, что она любит его, поэтому хочу знать все остальное.

Но Уэст не хочет делиться ею со мной.

Я не должна пытаться преодолеть эти стены, которые он воздвигает. Я ужасный альпинист.

Я не люблю спорить, а он мне ничего не должен.

* * *

— Опустись на руки и колени, — говорит Куинн. — И положи руку на спину Гвен.

Трава холодная. Сырость пропитывает колени моих спортивных штанов почти сразу, но у меня такое чувство, что это не самое худшее, что случится со мной в ближайшие несколько минут. Я присоединяюсь к тому, что Куинн называет «схваткой» — слово, которое звучит достаточно похоже на мошонку, чтобы мне стало не по себе. (scrum scrotum)

Но не так не по себе, как когда я обхватываю рукой спину незнакомки.

Мы представляем собой плотное скопление трех рядов женщин. Руки сжимают футболки, плечо к плечу, бедро к бедру. Куинн говорит, что через минуту наши восемь человек будут толкаться против их восьми человек, а потом мяч прокатится по центру и.… что-то произойдет. Она проинструктировала меня о многих из этих правил по дороге сюда, но, когда она сказала, что я буду сбивать людей, она не упомянула о размерах людей, которых я должна сбивать.

Позади меня другой игрок опускает голову и вжимается плечами в двух игроков второго ряда, которых я обхожу с фланга. Одной рукой она хватает в кулак мою футболку.

— Готова? — спрашивает Куинн.

— Эм, нет?

Она одаривает меня лучезарной улыбкой.

— Ты разберешься, — она начинает бежать задом наперед к боковой линии, где хватает мяч. — Ладно, давайте сделаем это!

Секунды спустя она катит мяч между двумя половинами схватки, и вся моя сторона строя подается вперед. Мне приходится отчаянно цепляться за Гвен, так как трава пытается выскользнуть из-под моих ботинок. Раздается кряхтение и толчки, еще один стремительный рывок вперед, и кто-то кричит:

— Мяч выбит, — все это как бы рушится и растворяется одновременно, и я просто стою там, ошеломленная, пока все остальные на поле убегают.

— Это твой мяч, Кэролайн! — кричит Куинн. — Беги за ним!

Следующие полчаса я чувствую себя очень глупой младшей сестрой, которая бежит за старшими девочками и кричит:

— Эй, подождите!

Поскольку у меня есть две старшие сестры, эта роль мне, по крайней мере, знакома.

Всякий раз, когда я получаю мяч, я избавляюсь от него как можно быстрее. Оказывается, меня до глубины души пугает мысль о том, что меня могут схватить. Меня также пугают захваты. Когда игрок команды соперника с мячом побежала прямо на меня, и я сказала себе, что собираюсь сбить ее, но, когда наступил момент, я просто безрезультатно схватилась за ее футболку. Потому что я отстой.

Тем не менее, это довольно весело. До тех пор, пока парковка рядом с игровым полем не начала заполняться машинами и фургоном с надписью «Карсон Колледж» на боку.

Карсон — это школа в 32 километрах от Патнема.

В фургоне полно студенток в черных регбийных футболках и таких же шортах.

Мне приходит в голову мысль, что, возможно, Куинн не просто так заставила меня надеть синюю футболку.

И что на самом деле Куинн — лгунья, которая лжет, и манипулирует мной, втягивая в игру в регби, а не в тренировку.

Девочки Карсон, которые вываливаются из фургона, намного больше наших девочек. Намного больше.

Кроме того, у них есть тренер — настоящий, честный, взрослый тренер из числа преподавателей. У женской команды по регби Патнема даже нет соответствующих футболок. Это просто клуб, в котором состоят в основном подруги Куинн, многие из которых несколько минут назад жаловались на похмелье.

В то время как члены команды Карсона выглядят так, будто съели на завтрак редкий бифштекс. У тренера есть помощник-мужчина, который, кажется, нашего возраста, но у него есть свисток и планшет и поэтому он выглядит гораздо более официальным.

Я в затруднительном положении. Я пытаюсь придумать хорошую причину, чтобы отпроситься.

Я должна учиться.

Отстой.

Я вывихнула лодыжку.

Когда?

Мне нужно сделать… кое-что. В другом месте.

Точно.

Я закладываю пальцы за голову и смотрю на небо, ища вдохновения.

Но вместо этого нахожу там кое-что другое.

Я обнаруживаю, что это идеальный ноябрьский день в Айове.

Небо такое голубое, что даже больно.

Ветер приятно обдувает мое лицо. Игроки Карсона болтают с нашими игроками, Куинн разговаривает со своим тренером, и все выглядят такими счастливыми.

Мне больше негде быть сегодня, и я вдруг понимаю, что нигде больше и не хочу быть.

Мне это нравится.

Я пытаюсь вспомнить, когда я в последний раз делала что-то совершенно новое и пугающее — что-то, что мне нравилось, — и вспоминаю Уэста в пекарне, его черную бейсболку козырьком назад и белый фартук.

Мне хочется послать ему сообщение, в котором будет говориться, что я играю в регби с Куинн, но вместо этого я разворачиваюсь и бегу трусцой к ней, чтобы попросить ее подсказать мне, что именно я должна делать.

Дерьмо вот-вот станет настоящим.

Полчаса спустя Куинн, грязная и улыбающаяся, кричит с другого конца поля:

— Разве это не здорово?

Нам надирает задницы команда Карсона. И я понятия не имею, что делаю, по крайней мере, 80 процентов времени.

— Это круто! — кричу я в ответ.

Потому что это так. Это потрясающе. Я кайфую от того, как это здорово — как приятно бежать, как тверд мяч, когда я его ловлю, как тверд он под моей рукой.

Это потрясающе до того момента, пока меня не сбивает грузовик.

Ладно, хорошо, грузовик — это человек. Но она ощущается как грузовик,