Игры мажоров. Хочу играть в тебя - Тала Тоцка

время как меня смешивает с грязью и совсем этого не замечает. Даже то, что он говорит «разберусь», проходит поначалу мимо. А ведь это означает, что Лия выжила...

Зато меня кроет по полной программе.

— Не касается? — я взвиваюсь и едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться ему в лицо. — Возможно. Тогда тебя не касаюсь я. И все, что происходит в моей жизни, тоже. Хватит играть в благородство, Топольский. И хватит себя вести так, как будто тебе на меня не наплевать.

— Когда теряешь над собой контроль, тобой становится легко манипулировать, — негромко и по-прежнему убийственно спокойно говорит Никита.

— Кто бы говорил. Еще скажи, что Лия тобой не манипулировала!

— Не скажу.

Он так быстро соглашается, что у меня немного спадает воинственный пыл. Я прихожу в себя и осознаю — наши лица так близко друг к другу, что мы чуть ли не касаемся лбами. И Ник не спешит отстраняться.

Значит, первой это сделаю я.

— Я бы поверила в твое благородство, — делаю шаг назад, и сразу становится легче дышать, стоит выйти из зоны действия Топольского, — если бы не видела своими глазами. В раздевалке.

Никита морщится, он понял, о чем я хочу напомнить. Продолжает крепко держать мою руку, она уже наполовину онемела, я ее почти не чувствую.

— Да, ты права, Маша, мне не стоило позволять себе так вести с ней, — неожиданно соглашается он. — Но Лия оказалась девственницей, и я порвал с ней всякие отношения.

— А она решила сыграть, да, Ник? Поставила тебя перед выбором, остаться подонком в ее глазах или стать им в своих?

Никита не отвечает, только смотрит исподлобья, и хоть я все уже знаю, это молчаливое согласие больно царапает по сердцу. Вдобавок он отпускает мою руку, и в пальцы вмиг впиваются тысячи иголочек.

Отступаю еще дальше и растираю затекшую конечность.

— Почему ты тогда решил изображать из себя монаха? — меня уже несет главным образом от того, как трепетно относится Никита к девственности Лии. — У вас все так зажигательно начиналось! Уверена, Лия приложила немало усилий, чтобы затащить тебя в кровать.

— Выключай уже суку, Маша, — прерывает молчание Никита, — у тебя плохо получается. Лия в меня влюбилась, я просто не имел права давать ей повод или надежду.

С головой захлестывает осознание того, что в отношении меня Топольский снял с себя всю ответственность. Моя влюбленность в его глазах мелочь, не стоящая внимания в сравнении с вселенской любовью Лии. Кажется, меня сейчас стошнит.

Но я скорее умру, чем покажу, что меня это задевает. В конечном счете для меня это мало что меняет. Я давно убедила себя, что мы с ним с разных планет и из разных галактик.

— Все равно то, что ты купил ее как кусок мяса на рынке, тебя не оправдывает, Топольский, — говорю срывающимся голосом.

— Уверена, что мне нужны оправдания? — он полностью вернул себе контроль, теперь передо мной снова заносчивый и самовлюбленный Никита.

Он только собирается еще что-то сказать, как тут раздается стук в дверь, и следом в комнату входит Саймон. Топольский делает порывистое движение, но почему-то тормозит. При этом в глубине его глаз мелькает яростный огонек.

Видимо, вовремя вспомнил, что мы не в его огромной домине, а в общаге. И в мою комнату может входить кто угодно и когда угодно, если это будет угодно мне.

— Мари, ты свободна? Пройдемся? — Саймон не обращает внимания на Никиту, а тот смотрит на нас ненавистническим взглядом.

— Мари никуда не пойдет. Она уезжает, — Никита хочет взять меня за локоть, но я демонстративно уворачиваюсь и беру под руку Саймона.

— Мне нужно переодеться, Ник. Оставь нас, пожалуйста.

глава 16

Маша

— Слышал? — Саймон притягивает меня за талию. — Тебя попросили уйти.

Взгляд Никиты мечет настоящие молнии, и я инстинктивно прижимаюсь к Саймону. Топольский сильнее и тренированнее, и судя по его виду, он как раз собирается это доказать.

— Отвали от нее, — хрипло говорит Ник, сжимая руки в кулаки.

— Никита, уходи, — прошу почти умоляюще, — иначе я вызову полицию.

— Пусть сначала он уйдет, — Топольский выделяет каждое слово, будто выплевывает. Мало проторчал в полицейском участке?

На мое удивление, Саймон ведет себя совсем не так как на вечеринке. Тогда он подчинился и вышел, даже не пробуя спорить. А сейчас только хмыкает.

— Девушка не тебя выбрала, Кит. Или ты забыл правила?

— Не забыл, — я ясно слышу как Топольский скрежещет зубами, — но и чтобы тебя выбирали, не помню.

Саймон цепенеет, теперь эти двое вместе сверлят глазами друг друга. А я совсем перестаю что-либо понимать.

— О каких правилах вы говорите? Кто кого должен выбрать? — беспомощно смотрю то на Ника, то на Саймона.

— О правилах хорошего тона, — цедит Топольский, не сводя глаз с Саймона.

Он сейчас как сжатая пружина — только коснись, выстрелит. Но я не обманываюсь, Никита думает только о себе, а Саймон на моей стороне.

Я тоже за Саймона. Ненавижу, когда унижают тех, кто слабее, особенно такие как Топольский. Поэтому обвиваю руками его талию и смотрю в упор на Никиту.

Он снова сжимает кулаки и челюсти, отчего на скулах играют желваки. Делает шаг назад, и мне даже чудится злобный рык, но в реальности слышится лишь прерывистое дыхание.

— Ладно. На этот раз... — не договаривает и выходит из комнаты, с силой хлопнув дверью.

Мы с Саймоном некоторое время молчим, затем я осторожно отпускаю его талию.

— Почему у тебя чемодан валяется посреди комнаты, малыш? И одежда на полу разбросана, — спрашивает приятель. — Ты куда-то собираешься?

В голове полный бардак и раскалибровка, ничем другим не могу объяснить то, что я обманываю Саймона:

— Нет, я убирала в шкафу, и тут пришел Никита.

— Что он от тебя хотел?

— Не знаю, — зачем-то я упорно молчу о том, что Топольский хотел, чтобы я уехала, — он не сказал, ты пришел раньше.

— Хорошо, — кажется, Саймон мне не верит, но соглашается, — ты идешь не пробежку?

— Я не очень хорошо себя чувствую, — а вот здесь я не лгу, говорю чистую правду. У меня до сих пор дрожат пальцы, трясутся колени, во рту сухо, а перед