Расставание с дьяволом - Дарья Вершиннина

Пока я это все думала, то с удивлением заметила, что мне на правую руку падают бабушкины слезы. Никогда не видела, как она плачет.

Я нагибаюсь к бабушке и прислоняюсь щекой к ее голове. Правой рукой обнимаю бабулю чуть выше, чем на уровне ее груди, а левой глажу ее волосы. Как гладила Пашу совсем недавно, но все совсем по-другому. В этот раз я не прощаюсь с ощущением близости к кому-то для меня особенному, а вроде как обретаю это.

Закрываю глаза. Больше не надо ничего говорить.

Не знаю, сколько мы так еще стояли, но даже в моей натренированной спине появился дискомфорт. Раньше бы бабушка начала фыркать и едва ли не брыкаться, а сегодня все получилось так, будто мы нормальная семья.

Я подумала, что бабушка не захочет, чтобы я видела ее заплаканное лицо, поэтому стала аккуратно размыкать наши объятия и держать путь в сторону коридора. Но она поймала мою ускользающую руку и притянула ее к себе. Тогда я невольно обернулась.

– Пообещай, что простишь меня за все, – сказала она с требовательностью и надломом в своих красных, еще влажных от слез глазах.

– Да за что? – Конечно, у меня есть и свои варианты, но, мне кажется, вряд ли бабушка хочет извиниться за абстрактное «не самое счастливое детство», прогулки по моргу, поступление на юрфак и гиперопеку с категорическим нежеланием прислушиваться к тому, чего я хочу.

– Ты еще узнаешь. И если ты и правда еще не ненавидишь меня, то начнешь.

– Ты жалеешь о том, что все когда-то сложилось так?

– Я хотела как лучше… Хотела о тебе позаботиться. Но ты не понимаешь, никогда не поймешь. Да и я сама уже не уверена, что все сделала правильно.

Тут я снова подхожу к бабуле близко-близко и обнимаю ее так, что ее голова оказывается на моей груди. Глажу ее, убаюкиваю, как младенчика.

Возможно, эта тайна как-то связана с родителями. Страшно представить, в чем здесь дело, если даже моя Зинаида Владленовна признаёт свою вину.

Когда бабушка медленно отстранила меня и встала, то она уже больше не плакала. Я пропустила ее, и бабуля пошла в свою комнату. Она притворила дверь неплотно, и я увидела, как она взяла что-то со своего туалетного столика. Села на край кровати, приложила это что-то двумя руками к груди и сгорбилась, склонила голову. Этот предмет – либо икона, либо та самая фотография, на которой ребенок очень похож на меня.

Господи, спасибо. Я пока не до конца понимаю, что сейчас произошло, но одно ясно наверняка: бабушка меня любит. И сейчас я верю, что мы сможем нормально общаться.

Захожу в свою комнату. Слезы хлынули из глаз, как только я закрыла за собой дверь. Как я держалась до этого? Не понимаю. До кровати всего пара шагов, но и это крошечное расстояние я преодолеваю бегом. Падаю на кровать и зарываюсь лицом в подушку. Стараюсь рыдать тихо, чтобы не потревожить бабушку. Ей и самой сейчас надо восстанавливаться после эмоциональной встряски, а тут я.

Не знаю, из-за чего я плачу больше: из-за того, что тронута бабушкиными слезами, или из-за тайны, которая даже ее заставляет испытывать муки совести? Вариантов может быть множество. Но я чувствую, что это как-то связано с мамой. Или бабушка забыла, что уже рассказала мне, как советовала своей дочери сделать аборт? Ну нет. О таком вряд ли забыла бы.

Странно. Сколько бы слез я сейчас ни выплакала, а ощущения совсем не такие, как на той кошмарной неделе. Да, я в сложных чувствах. Но я не несчастна. Сегодня не случилось ничего плохого, и дальше дела будут складываться только лучше и лучше.

Я помирилась с бабушкой. Убедилась, что Коля до сих пор лучший человек. Сейчас я еще маленько поплачу, разрешу путающимся мыслям маленько улечься и буду… нет, ничего не загадываю. Сейчас я просто живу.

Когда я уже успела проплакаться, то услышала, как открывается входная дверь. Пришлось снова бегом домчаться до коридора, чтобы успеть застать бабушку, пока она не ушла:

– Ты куда?

– Убедилась, что ты дома, и хватит с меня. На даче меня ждет Максик, он нуждается в моей заботе побольше твоего.

– Максик?

– Мой кот. Было бы слишком банально назвать его Чернышом из-за окраса шерсти.

Бабушка терпеть не может животных. Она и людей-то не очень любит, что уж говорить о питомцах.

– Зря удивляешься. Это самый умный и ласковый кот в мире. Он не такой, как все. Хвостиком за мной ходит, руки мне моет, в глаза заглядывает и песни поет. А когда я ложусь, то приходит полечить меня. Как-нибудь приедешь ко мне на дачу – сама увидишь. Он тебе понравится.

– А ты-то как с ним познакомилась?

– Ой, все, некогда мне тут лясы точить. Такси уже ждет внизу. Я, конечно, могу заплатить водителю за ожидание, но нечего на пустом месте делать его конторе такие подарки.

И бабушка ушла не прощаясь. Ну вот, теперь я ее узнаю.

Глава 30

Сегодня я ничего толком не сделала, но день все равно пролетел незаметно.

Даже не верится, что все до сих пор хорошо. Помириться с бабушкой получилось гораздо легче, чем я ожидала. Теперь нужно еще извиниться перед Колей и за себя, и за нее. Всего лишь-то, эх.

Я никогда раньше не боялась набрать Колин номер, увидеться с ним. А сейчас мне стыдно даже в глаза ему посмотреть. Да, я нагрубила, когда была в отвратительном состоянии. Но разве это меня оправдывает? Я ведь уже тогда понимала, что пожалею о сказанном.

Может, я слишком к себе строга? А даже если и в самый раз. Просто позвоню и извинюсь, а там пусть он сам решает, прощать меня или нет. Он же набрался смелости и рассказал мне про ситуацию с бабушкой, хотя даже не был виноват.

А ведь я не просто обозвала Колю тюфяком. Я сказала, что так говорил Паша, с которым у них была взаимная неприязнь. И согласилась с Пашиными словами. Да-а. Помоги мне, Боже.

Звонок в дверь.

Да господи ты боже ж мой! Если это Коля, то сердце разорвется от стыда прямо на месте. И даже самые крутые кардиохирурги не смогут его сшить.

– Сонь, привет! Это я.

Паша. Фух.

– Привет, восходящая звезда сомнологии. Чего приперся?

– Фи, как грубо! – Его открытый, добрый взгляд стал озадаченным.

– Грубо приходить, не предупредив о визите. Ладно, в первый раз ты мог подумать, что я бы тебя не пустила. Но сегодня-то, Паш. А если бы я была тут не одна?

– Мы не встречаемся без году неделя, а ты уже сошлась со своим Николя?

– С чего ты взял? – Кажется, я покраснела.

– С того, как он всегда на тебя пялится. И что с ним ты никем не притворялась. А ты о ком? – В том, что Паша заметил мое смущение, сомнений нет.

– Сегодня бабушка приезжала. Мы с ней помирились.

– Magique![7] Приятно слышать. Мне ли не знать, как ценны семейные связи…

– Да-да. Особенно тебе, навещающему родителей раз в полгода.

– Мы только начали дружить, а ты уже все обо мне знаешь! Вот же ж.

– Недаром провстречались почти год!

– Но если я тебе сейчас скажу, зачем пришел, то ты будешь злиться, что мы так долго шутки шутили и ты держала меня на пороге.

– Ах да, опять я за старое. Проходи.

Паша выглядит прекрасно. Как всегда. Но он немного взмок, будто пробежался перед очередным нежданным звонком в мою дверь. Через плечо висит рюкзак, с которым мой бывший раньше ходил на тренировки.

Мы, как и в прошлый раз, прошли на кухню. Я в кои-то веки проявила предусмотрительность и налила другу стакан воды, хотя он не просил. Жара, пробежка, можно же догадаться. Паша с благодарным кивком принял стакан, сделал два жадных глотка и потянулся к своему рюкзаку.

– Вот, смотри. Этот конверт из крафтовой бумаги я нашел у себя в почтовом ящике. Но предназначен он явно не мне. Я подумал: может, ты делала куда-то запрос о своей маме?

– Что?