Насмешница - Джулия Тиммон

Ну уж нет! — говорю себе. Чему-чему, а хотя бы способности не распускаться вся эта история должна меня научить. Не хочу превращаться в истеричку, как бы там ни сложилось! Не хочу и не превращусь!

Глубоко вздыхаю и лишь после этого продолжаю более спокойным голосом:

— Мне известно все. Можешь забыть выученную роль и расслабиться.

Терри растерянно усмехается. Чему он удивлен больше — тому, что таинственным образом всплыла правда, или тому, что я не повышаю голос, — трудно сказать. Скорее всего, и тому и другому.

— Что… ты имеешь в виду?

— То, что продолжать меня дурачить и тем самым, как вы полагаете, учить уму-разуму больше нет смысла, — медленно, старательно сохраняя власть над бушующими чувствами, произношу я. — Игра закончена. Но побежденных в ней нет. И знаешь почему? — Я смотрю ему прямо в глаза.

Он морщится, будто от приступа зубной боли, и молчит.

— Потому что в ее основе лежало вранье, — так же спокойно, радуясь, что быть не мегерой даже в такие минуты у меня еще и как получается, говорю я. — Потому что в дела, касавшиеся только нас двоих, вмешалась целая компания, пусть даже самых близких нам людей. И потому что на роль пешки в этой игре вы выбрали мое к тебе чувство.

Терри зажмуривается и хватается за волосы.

— Подожди! — Он распахивает глаза и протягивает ко мне руку.

Я, качнув головой, продолжаю путь.

— Постой, Джесси! Ты все не так поняла…

— Уверяю тебя — так. Может, ум у меня и действительно не бог весть какой, но тут особой сообразительности и не требуется.

— Не бог весть какой? — растерянно повторяет Терри, следуя за мной. — При чем здесь твой ум?

— Ни при чем, — говорю я, не считая нужным пересказывать невольно подслушанный дедов разговор. — Так, пришлось к слову. Не бери в голову.

— Не брать в голову? — опять повторяет он мою фразу. — Ты хоть понимаешь, что все это значит для меня?

— Что именно? — спрашиваю я, не останавливаясь.

— То, что мы вновь провели вдвоем ночь, то, что встретились сегодня…

— Этого не должно было быть, — твердо говорю я. — Ни ночи, ни сегодняшнего калечного свидания.

— Но ведь ты сама готова все вернуть! — вскрикивает Терри, вскидывая вверх руку и тряся ею. — Я видел, чувствовал! — Он хватает меня за плечи и разворачивает к себе лицом. — Можешь доказывать обратное сколько душе угодно, я не поверю!

Две тетки в годах, толстые, как бегемотихи, обходя нас, смотрят на него и переглядываются. Одна крутит пальцем у виска.

— Дожили.

— Ага, — соглашается вторая. — Раньше семейные сцены устраивались дома, без свидетелей. А теперь!..

Первая фыркает и что-то отвечает, но ее слов уже не разобрать. Пусть говорит что хочет.

— Ты уже согласилась, Джесси! — с мольбой и отчаянным неверием в повторное расставание кричит Терри. — Ты обнадежила меня! Мне без тебя не жить, слышишь? — договаривает он тише, неотрывно глядя в мои глаза. Ты не сможешь опять уйти…

— Ты же смог выставить меня на всеобщее посмешище, — говорю я, удерживаясь из последних сил, чтобы не закричать, не броситься на бывшего мужа с кулаками и не разразиться рыданиями.

Мне безумно больно. Больнее, чем когда бы то ни было. Я чувствую себя так, как, наверное, чувствует себя приговоренный к смертной казни, которому по ошибке решили даровать жизнь, а теперь объявляют, что приговор остается в силе.

— Никто и не думал над тобой смеяться, — в жутком волнении говорит Терри. — Все, наоборот, чуть не плакали, потому что видели, как мы оба мучаемся. Ты же сама не хочешь меня бросать! Ведь правда, Джесси?

Высвобождаю руку. Столь любимое мною тепло его ладони в эти минуты жжет и терзает. Качаю головой.

— Не хочу. И правда сделала бы все, что в моих силах, чтобы мы снова были вдвоем и чтобы зажили более мирно, более счастливо. — Мгновение-другое молчу. — Если бы это случилось само собой, — договариваю я едва различимо, потому что горло сжимает ком слез. — Только по твоей и моей воле. Если бы я не чувствовала себя такой дурой… — Зажимаю рот ладонью, чтобы не плакать.

Терри порывисто хватает меня за руки, чуть выше локтей, и легонько трясет.

— Кто это сделал?! Кто проболтался?! Твои подружки?! Каролина?! Рейчел?!

Качаю головой.

— Джесси, умоляю! Все и так происходит по нашей воле! Это же нужно только нам двоим! Самое главное — будем ли мы вместе. Остальное не имеет значения!

С трудом вырываюсь и насилу подавляю в себе позыв разреветься.

— Терри, пожалуйста… Мне ужасно плохо. Я хочу домой, отдохнуть.

— Но не можем же мы на этом расстаться?! — опять кричит он.

— Поговорим в другой раз. — Я чувствую жуткую слабость и правда мечтаю возможно скорее очутиться в защищенности отцовского дома.

— Когда? — требует Терри.

— Пока не знаю.

— Подумай, прикинь! Мне важно знать!

— Не сейчас, позднее, — шепчу я, делая шаг в сторону автостоянки.

— Я отвезу тебя! — не желая терять последнюю надежду, восклицает Терри.

Качаю головой.

— Нет.

Отец встречает меня с испуганным видом.

— Ты не сказала, что куда-то собираешься, не позвонила, не оставила записки.

Проходим в кухню. Я тяжело опускаюсь на стул у окна и смотрю на настенные часы.

— Время еще детское.

Отец хмыкает.

— Ничего себе, детское! Первый час ночи! Дети видят десятый сон! Кофе будешь?

— Да, — не задумываясь отвечаю я. Мне в голову приходит ужасающая мысль. А что, если все-все, даже папа, Джимми, Дин и все его семейство… Вдруг все кругом были в курсе и только я одна, самая недогадливая, пребывала в неведении? Что, если выяснится, что так оно и есть? Тогда я, честное слово, не знаю, как дальше жить…

Перед моими глазами, как будто нарочно, мелькает папино лицо, каким оно было вечером после нашего с Терри развода. Он очень странно себя вел. Неужели же?..

Вскакиваю со стула, подлетаю к отцу, убираю из его руки пакетик с молотым кофе и мертвой хваткой вцепляюсь в его запястья.

— Скажи мне правду, папа! Умоляю! Если мое счастье для тебя не пустой звук, если ты хоть немного меня любишь, пожалуйста, скажи…

Отец смотрит на меня испуганно.

— Что с тобой? Ты случайно не заболела?

— Ответь же! — настойчиво прошу я, слегка тряся его руки.

Папино лицо напрягается, на лбу углубляются складки. Я неотрывно смотрю в его глаза, стараясь определить по ним, как по детектору лжи, честен ли он.