Там, где нас нет - Альвин Де Лорени

— Ой, оме, страшно…, мыши… — едва слышно прошептал омежка.

— Ну, иди ко мне, — привлёк я его к себе, поглаживая худощавую спинку.

Аделька прижался носиком к моему плечу и счастливо засопел.

Наутро, обиходившись, двинулись дальше. По горам ползли полный день, а поскольку разведки не было, то к вечеру, перевалив через беловершинный хребет, сразу, неожиданно, как лицом в открытую дверь, увидели крутой бесконечный склон вниз, а там, за ним, лазурно-бирюзовое море и дальше горизонт, теряющийся в мутной сизой влаге испарений.

Ледник кончался резко, как обрубленный. А ниже его — крутой многокилометровый (30–40, не меньше) склон к морю, начинающийся изумрудом альпийских лугов и ещё ниже лес, а там, за лесом — поперёк склона полосы виноградников и в них, тут и там, редкие низенькие белёные домики под невысокими черепичными крышами, утопающие в зелени садов, натоптанные тропинки с белой мучной пылью, а совсем внизу, вдоль берега, усыпанного огромными камнями, — дорога, и по ней, как мне показало моё драконье зрение (рывком, как в бинокле с переменной кратностью — стоит только сосредоточиться на рассматриваемом объекте), ползёт крохотная с такой высоты тележка, запряжённая лошадью…

По морю, оставляя белёсые усы, куда-то влево, на восток, плыл кораблик. Собственно, только усы и было видно, настолько маленьким он был…

Я слез с самолёта, прошёл пару шагов, сел на разогретые за день Эллой камни и шмыгнул носом… Хрустя мелкими камешками и осыпая их вниз, сзади ко мне подошёл Эльфи, сел, ткнулся лицом в спину и тихо заплакал…

Дошли…

Глава LXIII

— Цель приезда? — молодой альфа сидит за столом, скрипит и брызгает пером в истрёпанном талмуде, записывая приезжих.

Альфе скучно, кто бы знал, как скучно, я это вижу и, подойдя к нему и коснувшись пальцем шеи под затылком, осторожно подправляю его видение новых граждан Лирнесса. И вот уже перед ним не трое омег с ребёнком-альфой-искусником, а местные крестьяне, привёзшие на базар вино, масло и вяленую рыбу.

Ох, как скучно-то, альфа скребёт в подмышке, до вечера ещё далеко, а там, за дверью пограничного поста жарко, пыльно, воняет навозом и потом и толпа народу, желающего въехать в Лирнесс (ну, как толпа, человек с десяток). И чего им всем тут надо? Вечером пойдём с напарником в кабак, а потом ко вдовому омеге заверну. Есть тут один… ничего так, мордашка симпатичная…

Альфа снова вздыхает, в пыльном окошечке нудно жужжат мухи. На подоконнике в глиняном горшке с белыми разводами давно засохший пыльный скукожившийся цветок. Никто и не знает какой.

— Ладно, с вас по пять крейцеров с телеги и свободны, — бурчит недовольно альфа.

Звенит серебро, ссыпаемое в ящик стола, и вот уже стражник в шапеле и блестящей кирасе поднимает за верёвку с узлами бревно шлагбаума и мы поспешно на своих двоих отходим от белого домика пограничной таможни, а возница, нанятый нами, чмокает губами, погоняет по белой пыльной дороге ослика, запряжённого в двухколёсную тележку и пристраивается в хвост большому обозу, только что прошедшему пограничный пост. На тележке под рогожным тентом, натянутым на изогнутые прутья, сложенный шатёр, разобранный самолёт и сундук с вещами, там же Сиджи, Ют и Веник.

Эльфи и Аделька влезают сзади в повозку и пристраиваются рядом с детьми, а я, держась за грядку тележки, неторопливо шагаю рядом, щурясь на яркий белый свет, которым прòнизано всё вокруг. Плащ скинут, голова повязана банданой, на драконьих глазах мои синие очки, лицо завязано — натуральный фремен или бербер из Сахары.

Сил мне пока ещё хватает ненадолго — вот и передвигаюсь только держась за что-то — путешествую таким макаром. Но движение — это жизнь…

На поясе болтаются жезл меча и баклер, если не знать, ни за что не догадаешься, что это.

Пропустить-то нас пропустили, а вот проследить, чтобы никто не прицепился к якобы «крестьянам» везущим вино, масло и рыбу, надо. Народу здесь много и с каждой сотней метров становится больше и больше. Смешаемся с толпой, тогда уж и в тележку сяду. Стен у Лирнесса нет и сразу за таможенным постом пустырь с пересекающей его пыльной мощёной камнем дорогой и только вдоль дороги высажены развесистые деревья с густыми кустами между ними — от пыли. Шагов через двести начинаются домики жителей, садики возле них, дорога, подчиняясь рельефу, начинает прихотливо виться, скакать вверх и вниз, принимать в себя боковые улочки и переулки. В сторòну, к морю, отворот к оптовым складам, туда поворачивает обоз, а мы едем прямо и вот уже оказываемся в городе.

Мужичок, нанятый нами в деревне перед самым Лирнессом, был опытный, частенько мотался в Лирнесс и, подстёгиваемый гипнозом, охотно разъяснил некоторые тонкости въезда в город. На таможне всегда стоит стража, и стражу эту возглавляет искусник. К тому же школяры и студиозусы из схолы искусников постоянно отбывают практику на таможне, в порту и в городских патрулях.

— И здесь, ваша милость, если вы хотите мимо них пройти, нужно подгадать.

— Чего подгадать?

— А как искусник-то отвлечётся, на обед там или отдохнуть, то и надо тогда проходить…

— И когда он обедает?

— Да вот, ваша милость, аккурат, часиков в десять, в полдень, то есть. Там тогда Велтен-балбес один остаётся, с ним и договориться можно, если что…

Брунс, искусник, что командовал на Первом Западном пограничном таможенном посту, потянулся, зевнул — надо идти, смотреть кого пропускать в Лирнесс. Опять. Как и много лет до того и ещё долго-долго после. В своё время Брунсу не хватало денег на обучение в схоле и после её окончания ему пришлось подписать пятидесятилетний контракт на службу схоле и городу. О-хо-хо-хо… жарко, пыльно, скучно.

— Эй, Велтен, признавайся, кого пропустил? — преувеличенно весело воскликнул Брунс, входя в домик таможни.

Велтен засуетился, пряча глаза — всем известно, что искусника не обмануть:

— Да вот тут, ваша милость, крестьянишки вино да масло с рыбой везли… Я и взял как положено…

— Крестьянишки, говоришь? — Брунс прошёлся по душной комнате скрипя половицами, Великая Сила говорила ему, что крестьянами тут и не пахло. Искусник прошёл. Чего-то магичил в домике. Чего хотел-то? Если только…

Проверка! Его проверяли!

— Показывай, кого записал! — Брунс сунулся в талмуд с корявыми записями с кляксами чернил и отпечатками пальцев неаккуратного Велтена.

— Да вот… вот писал же…, - Велтен уставился в пустую строку журнала, — он деньги дал…, -