Не встречайся с Розой Сантос - Нина Морено

Ее улыбка исчезла.

Все, что я знала о Кубе, я узнала здесь – в этом прибрежном городке, в сотнях миль от острова, который был для меня таким загадочным. Я знакомилась с родной культурой через блюда за нашим столом, песни, звучавшие в бабушкином проигрывателе, истории, которые рассказывали в bodega и в шумном доме Аны-Марии. Но в этих историях не было моей семьи. И здесь я не могла найти себя.

– Я бы туда не поехала, – сказала Мими так просто, словно это все объясняло. Моя abuela была терпелива и добра, но при упоминании родины она опять словно замкнулась. К ней приходило так много людей, и им всем она давала ответы и возвращала надежду. Всем, кроме меня.

– Спасибо за лекарства, – сказал Дэн и заплатил ей за снотворный чай и снадобье для зубов. Пенни своими маленькими кулачками схватилась за одеяльце. Он напоследок ободряюще улыбнулся мне и пошел домой.

Мими принялась наводить порядок на столике. Я слышала запах супа и приглушенные звуки музыки из своей комнаты.

– Но все ведь меняется, – снова попыталась я. Мими резко обернулась. Я впервые осмелилась развивать эту тему. Мое упрямое сердце колотилось в закрытое окно ее сдержанности. – За годы многое стало иначе.

В год, когда я пошла в старшую школу, я видела по телевизору, как президент моей страны сошел с самолета и ступил на землю Гаваны. Все посетители bodega замерли, не веря глазам. Даже я в свои четырнадцать не верила, что отношения между странами когда-нибудь изменятся к лучшему. Довольно скоро после этого я узнала о программах обучения на Кубе и поступила в колледж.

Мими отрывисто вздохнула:

– Ay, для тебя, может, и меняется, а для народа Кубы – нет.

От этих слов пропасть между мной и моей родиной стала еще больше.

– Значит, даже если бы ты могла, ты бы не вернулась?

– Моя душа вернется туда, mi amor. – Тоска в ее голосе преследовала меня, словно древний призрак. – Они больше заботятся о туристах, чем о людях Кубы, которые до сих пор страдают. – Мими захлопнула свое окошко, подошла ко мне и ласково положила ладонь на мою щеку. – Куда ты поедешь учиться, niña[13]? В хороший университет?

Вот и все. Чего-то в этом роде я и ожидала. Совершенно нет повода удивляться или расстраиваться. Или плакать.

– Неважно. На самом деле, я еще думаю, – сказала я, стараясь не выдать своих чувств.

– Ay, Роза, – вздохнула Мими. – Ты скоро определишься.

Суп кипел на плите, ветряные колокольчики тихо звенели, и свечи освещали мне дорогу обратно в комнату. Я дома, и здесь нет места для разговоров о Кубе. Мими не собирается возвращаться, моя мать постоянно уезжает, а я – просто бескрылая птица, брошенная на берегу в поисках ответов, похороненных на дне моря, которое я не могу познать.

Я открыла дверь своей спальни, и Ана подняла голову, оторвавшись от телефона. Но ее радостная улыбка погасла, когда она увидела мое лицо.

– Как прошло, тигренок?

Я с опустошенным видом упала в кресло возле стола.

– Тебе все равно придется ей сказать. Если ты не пришлешь подтверждение к первому мая, то потеряешь место.

У меня было очень много дел. Я щелкнула ручкой и пролистала страницы блокнота. Все мои жизненные цели, тщательно выстроенные и упорядоченные, были собраны здесь. А в прогалинах между важными датами прорастали виноградные лозы, превращавшиеся в цветы. В этом блокноте, где рисунки перемежались со списками дел, прятались все мои планы, которые теперь превратились в секреты.

Мой ноутбук издал свистящий звук, сообщая о новом письме. Там было всего два слова – «Люблю тебя» – и ссылка на фотоальбом. Я просмотрела мамины фотографии за эту неделю. Кактус в пустыне. Нарисованный на салфетке портрет официантки, мечтающей за стойкой. Незаконченная картина у кирпичной стены. На следующей неделе я, возможно, увижу, что она нарисует на ней дальше и куда потом отправится. Я задумалась, вернется ли она в Порт-Корал до наступления лета.

У Аны зазвонил телефон.

– Что такое, мама? – Какое-то время она слушала, что говорила миссис Пенья, а потом раздраженно села на кровати. – А мне зачем идти? Ну ладно, ладно… Я им скажу… Мам, ну я же сказала «ладно!» Я не повышаю голос… Я тоже тебя люблю. – Ана отключилась и посмотрела на меня, закатив глаза к потолку. – Сегодня экстренное городское собрание.

Собрания у нас обычно проходили раз в месяц, и последнее было всего две недели назад.

– А что случилось?

– Она не сказала. Но, зная этот городок, Саймон сменил музыку в закусочной, не спросив совета у viejitos[14], а мама впала в панику.

Я встала и глянула в небольшое зеркало рядом с приставным столиком и крошечным алтарем. Там стояли пара цветных свечей и свежие цветы, старая коричневая фотография дедушки и единственный сохранившийся полароидный снимок моего отца. Я подкрасила губы и сунула в рот клубничный леденец.

Ана скатилась с моей кровати и пошла вслед за мной к двери.

– Скажи Мими про Гавану прямо сейчас. При мне она не будет на тебя кричать.

Я остановилась в прихожей, и она врезалась в меня сзади.

– Что? Нет уж. Это плохой план, – сказала я.

Кроме того, Мими в любом случае не станет кричать. Наоборот, когда она недовольна, то становится очень спокойной и сдержанной. Ее молчание давит, как каменная плита, и я как могу стараюсь этого избегать.

– Ах, малышка Роза.

Это было мое прозвище с детства, и я терпеть его не могла. Выйдя в кухню, мы рассказали Мими о собрании и помогли ей упаковать суп, который она захотела взять с собой.

Она с усилием переставила кастрюлю с плиты на стол и потерла поясницу, которая всегда болела, а мы достали контейнеры и принялись их наполнять. Мими лечит всех остальных, но ее саму невозможно заставить регулярно посещать врача. Уж не знаю, это свойство вообще всех стариков или только кубинцев – viejitos, например, тоже ведут себя так, словно человек способен жить вечно, питаясь только кофе, ромом и гаванскими сигарами.

Когда мы упаковали все контейнеры, Мими неодобрительно глянула на меня:

– Nos vamos[15]. Но сначала сними свою пижаму.

Я подхватила сумку с контейнерами.

– Это не пижама, а ромпер.

Я прошла мимо нее к двери, зная, что она пойдет следом, как всегда, прихватив свои снадобья и свои суждения.

– Qué es un[16] ромпер? – спросила она у Аны, и та расхохоталась.