Небом дан - Юлия Резник

Ознакомительный фрагменттемным, совсем не таким, как у меня, волосам. Перевожу взгляд на затаившуюся за дверью Иришку. Та тоже совершенно не похожа на мать. Скромница и стесняшка. Помигиваю ей напоследок, сторонюсь, позволяя Люське открыть дверь. Теперь, когда страх схлынул, я в жизни не разберусь во всех этих засовах. Прощаюсь с Люськой взмахом руки. Дверь захлопывается. Мы с Ромкой торопливо поднимаемся к себе, гремя ключами, я открываю дверь. Пропускаю сына в притихшую квартиру, сгружаю мольберт и замираю, как кролик, услышав за спиной негромкое:

– Добрый вечер.

Глава 2

Савва

В тусклом свете прихожки кажется, будто и не было этих лет. Все как тогда. Даже реакции те же. Смотрю на нее, и все внутри настороженно замирает. Она – вчерашняя школьница, а я уже тогда матерый траченый жизнью дядька.

– З-здравствуйте. Я к Анатолию, а вы…

– Савва. Типа брат его. Вот.

Ага. Брат. А еще бог красноречия.

Девочка моргает. Вся такая маленькая, ладненькая. В длинной юбке в пол и наброшенном на голову платке. Разрез рта узкий, а губы, наоборот, пухлые, как у куклы, и яркие без всякой косметики. Взволнованно проходится по ним языком. А глаза почему-то отводит. Не пойму… В них что, страх? «А-а-а! – протягиваю про себя. – Видно, девочку уже настращали. Просветили, так сказать, на мой счет». Что-что, а это мои родственнички умеют. Ну и черт с ним. Мне-то какое дело? Улыбаюсь с изрядной долей цинизма:

– Да ты не бойся, проходи. Я не кусаюсь.

– А я и не боюсь, – выпячивает вперед подбородок. – Значит, Анатолий еще не вернулся? И отца Михаила с матушкой нет?

Мотаю головой из стороны в сторону. Складываю на груди руки. Грудь голая. Я же только из душа вылез. Хорошо хоть спортивки надел, иначе девочка увидела бы явно больше, чем выдержало бы ее сердечко. А пока ей и моих татух с головой хватает. Вон как на них глядит!

– А кто же вас встречал?

– Никто, – пожимаю плечами, – я дядя взрослый, меня встречать не надо.

Глаза девочки становятся совсем уж круглыми. Реснички хлоп-хлоп. Язычок по губкам туда-сюда. А тонкие руки к голове взмывают, чтоб спустить платок. Ух ты…

– Так не делается. Какая разница, взрослый – не взрослый?! – возмущается девочка и, растеряв весь свой страх, оттесняет меня вглубь дома. – Вы же издалека. Наверняка устали…

– Эм… Ну, все не так плохо.

В свете, льющемся из окна кухни, ее взъерошенные волосы напоминают нимб. Коса толщиной почти с мое запястье спускается по груди аж до самой талии. Касается кончиком кожаного ремешка. И как маятник качается туда-сюда при каждом ее плавном шаге. Абсолютно меня дезориентируя.

– А ты, собственно…

– Ника. Дайте угадаю, вы к нам с Анатолием на свадьбу приехали? – улыбается, обнажая жемчужные зубки.

Как на свадьбу? Нет, ну да… То есть… Толька наш на этой девочке, что ли, женится? Меня окатывает волной сокрушительного разочарования. Какого хрена? Как вышло, что она мне так быстро под кожу влезла? Вот как переступила порог, так я сразу и понял – эта девочка по мою душу пришла.

– Значит, у вас с Толькой любовь-морковь?

– Разве не поэтому люди женятся? – скромненькая вся, чистенькая, просто сахарок… А на язык, тем не менее, бойкая.

– Может, и поэтому. Но не рано ли вам под венец?

– Да нет! Мне уже почти девятнадцать. Я просто моложе выгляжу, – ничуть не обижается на мое замечание Ника. А я открываю рот, да так и стою, не найдя, что на это ответить цензурного.

Почти девятнадцать. М-да. Это, конечно же, все меняет.

«Дурочка… – проносится в голове и тут же: – Дурочка, потому что замуж идет? А ты бы сам ей что предложил, а, Саввочка? Может, в куколки поиграть?»

Да чтоб его!

– Мы уже целый год встречаемся.

– Ого, – хмыкаю и с интересом наблюдаю за тем, что Ника собирается делать. А та склоняется над кухонным шкафчиком. Шерстяная юбка облепляет маленький круглый зад. Я висну, облизываясь на нее, как Серый Волк, которого год не кормили. Ника оборачивается, достав сковороду. Ловит мой голодный взгляд, но, к счастью, неправильно его интерпретирует:

– Не думайте, я здесь не всегда так хозяйничаю. Просто вы, наверное, голодный, а матушки нет. Вот я и… – Ника разводит руки и той, что со сковородкой, нечаянно сбивает со стола банку с солью. – Ой!

Я срываюсь с места в слабой надежде поймать солонку, прежде чем соль рассыплется. Чем мой приезд закончится, и без всяких примет понятно, но пока есть шанс... Ловлю у самого пола, двигаясь по инерции, головой врезаюсь Нике в живот. Пахнет от нее ладаном. И чем-то сладким, девчоночьим, тонким… А еще растворителем. Замираем, как герои дрянного кино. Секунда, две… Я бы ее сожрал, если бы можно было.

– Ой! – повторяет и ручки мне на плечи кладет. Сейчас юбку вверх, под трусики носом и… Картинка такая яркая, что у меня на обратной стороне век расцветают астрами фейерверки. Фуф… Тормози, Савва, мать твою!

– Я не думаю, – отстраняюсь.

– Ч-что?

– Не думаю, что ты здесь хозяйничаешь.

– А, ну… – и снова, мать его, губы лижет. – Тогда я вам приготовлю яичницу. Это быстрее всего.

Вообще-то я поел. И в самолете, и потом, по прилету, в одном из ресторанов в аэропорту. У родителей то пост, то еще какая холера, а я парень большой и охочий до мяса. Да и сам факт, что она мне готовит…

– Тебе.

– Что?

– На ты давай. Не чужие же люди.

– Давай, – улыбается. – Вам с колбасой, да?

– Тебе, – обхватываю рукой ее подбородок. – Тебе. Повтори.

– Тебе, – повторяет послушно и снова ведет языком, оставляя на губах влажный след. Не сдержав себя, стираю его большим пальцем. Ника замирает, глядя мне в глаза, как пресловутый кролик на удава.

Ну и че мне с этой бадягой делать? А ниче. Что тут сделаешь? Опоздал. На год где-то.

– Пойду, оденусь. Ты сама-то не голодная? – интересуюсь, выходя из кухни.

– Не-а. Я на пленэре бутерброд ела, – кричит Ника мне вслед. Свое барахло я бросил неподалеку, в гостиной, так что мы друг друга прекрасно слышим.

– На пле… чем? – переспрашиваю, перебирая