Плачь, детка, плачь - Дон Бот

который может держать себя в руках. Твоя маленькая подружка в туалете слаба, Мейсон. Она не твоя мама. И независимо от того, что делаешь, ты сломаешь ее. Ты безработный придурок, который имеет ноль контроля над собой и который не может приручить монстра внутри себя. В отличие от меня.

Я сухо смеюсь.

— Ты такой драматичный, пап. Во-первых, Эмилия уже сломлена. Мне кажется, что она появилась на свет такой. А я? Во мне нет монстра, пап. Я и есть монстр. Такое нельзя приручить.

Лунный свет освещает его. Я замечаю, что он выглядит слегка уставшим, Эмилия, как он стоит передо мной здесь, в своих пижамных штанах без футболки. Я понимаю, сколько всего приходится вынести моим родителям, и, думаю, это трава, но мне становится немного жаль.

— Ты на самом деле хуже меня, — сухо говорит он и качает головой. — А я натворил достаточно дел, о которых ты уже знаешь.

— Да, пап. Ты запер маму. В подвале. Это нездорово.

— Я сделал это, потому что иначе она бы скатилась, Мейсон. Она потеряла саму себя и потеряла меня. А самое худшее? Я потерял ее. А этого допустить не мог.

— Значит, ты тоже считаешь, что нужно запирать то, что любишь. Не так ли? Потому что ты всегда хочешь сделать, как лучше, папа? — он просто смотрит на меня, Эмилия. — Я не доверяю ей, пап. И я буду крепко держать ее. И больше никогда не отпущу. Она ненормальная, и единственная, кто терпит мое больное дерьмо. Она даже нуждается в монстре. Я знаю, мама не хотела твоего монстра, пап. Ты заставил ее. Но Эмилия? В ней самой живет один, и это разрушает ее.

Его взгляд до сих пор мне не нравится. Это сложно вынести. Я хочу к тебе. Начинаю нервничать, что ты находишься в ванной, а я так далеко, в то время как не знаю, что ты делаешь, Эмилия. Возможно, ты разговариваешь по телефону с каким-то ебарем, или даже с Райли! Может тебя так завела эта ситуация с братьями, что ты больше не можешь по-другому.

— Успокойся! — рычит папа. Только сейчас замечаю, что начал напрягаться, и что мои ладони сжаты в кулаки. — Мейсон! Дыши!

Сдавленно выдыхаю через нос и смотрю на отца.

— Я должен пойти к ней, пап. Позволь мне уйти. — Он сверлит меня взглядом, но потом, кажется, до него что-то доходит, что я не могу понять, и делает шаг в сторону.

Бл*дь, Эмилия, это были тринадцать минут, когда я не знал, что ты делаешь.

3. Ты, как глоток воздуха, для зависимого от наркотиков, Эмилия

Мейсон

Тебя нет в ванной, Эмилия.

Я же ясно выразился.

Как ты посмела?

Я едва верю своим глазам, когда заглядываю в ванну и не нахожу тебя там. Сжав руки в кулаки, разворачиваюсь и направляюсь в подвал. При этом проношусь мимо отца, который даже не предпринимает попыток меня остановить. Эмилия, маленькая сучка. Ты делаешь это специально. Хочешь спровоцировать меня. Чтобы я избил твою задницу, пока не сможешь больше сидеть. Тебе хочется быть до боли оттраханой. Хочешь, чтобы я трахал твое маленькое горло, пока не начнешь давиться. Ты такая ненасытная стерва, и тебе никогда не бывает достаточно. Всегда хочешь больше и больше…

Спустившись вниз, я отталкиваю в сторону всех ублюдков, которые стоят на моем пути. Слышу твой смех, прежде чем вижу тебя. Как думаешь, что ты там делаешь, Эмилия? Ты стоишь у кухонного окна, Эмилия, и хлопаешь рукой по его груди, при этом смеясь, Эмилия. Сегодня ночью ты умрешь, Эмилия. Ноги сами несут меня к тебе, рука сжата в кулак. Этот сукин сын перед тобой получает такой сильный удар прямо по своему уродливому носу, что ударяется головой о шкаф. Он этого не ожидал. Потом прикрывается и пятится назад. Группа девушек вскрикивает и проливает свои напитки на мой пол, когда мудак падает на них. Ты стоишь и невинно бросаешь:

— Ой, — а твои глаза искрятся, в то время как губы растягиваются в улыбке, Эмилия.

— Пошли вон! — ору на остальных придурков. Все они не настолько глупы, чтобы не повиноваться. Некоторым из них помогаю убраться, и через десять минут моя квартира пуста. Ты все еще на кухне и выглядишь довольно спокойной, Эмилия, когда допиваешь свой напиток. Конечно, никакого алкоголя. Ты его не получишь.

Я потерял хватку или тебя так заводит, когда я борюсь за тебя, детка, когда ревную, что тебе плевать на любые последствия? Но, Эмилия, ты была с моим братом, когда начались наши отношения. Я не доверяю тебе. И, вероятно, никогда не смогу этого сделать, потому что ты никак не способствуешь тому, чтобы все изменить. Наоборот, ты любишь играть с огнем, с безумием, с моим монстром.

— Я же говорил: ты не прикасаешься ни к кому. Я говорил: ты не должна одна спускаться в подвал, Эмилия. И где ты сейчас? В этих трахни-меня-джинсах? В подвале.

И ты больше не в состоянии ответить.

На протяжении всей ночи.

***

Я забрал твой телефон, Эмилия, на всякий случай. Ты еще спишь, и это нормально. Потому что вчера вечером я чертовски вымотал тебя, до пяти утра — грубо и везде, Эмилия. Даже мне в некоторых местах немного больно, но зато сегодня утром я расслаблен. Когда ты вырубилась почти в коматозном состоянии, я оставил тебя впокое. Сегодня ночью ты была послушной девочкой после того, как была плохой. Иногда я задаюсь вопросом, делаешь ли ты это для меня или для себя? Ты хочешь быть наказанной или хочешь избавить меня от постоянного напряжения и гнева? Если честно, таким расслабленным я никогда не был. Все изменилось после начала наших отношений. Ты, как глоток воздуха, для зависимого от наркотиков.

Я поднимаюсь наверх. Сегодня тепло, и солнечные лучи светят в дом. Везде как-то слишком чисто. У мамы, вероятно, снова была ночная уборка. Но она делает ее только тогда, когда папа дома. Когда его нет, все выглядит совсем иначе. Черт, я даже не хочу знать, чем они здесь занимаются, что после этого ей нужно так убираться. Или это происходит во время уборки? Судя по тому, что я о нем прочитал — что до сих пор не переварил, — допускаю, что все может быть, Эмилия.

Кстати, о дневнике, Эмилия. Как только я вижу отца, сегодня, на трезвую голову, вспоминаю вещи, которые вчера читал. Отвратительные вещи.

Мама жарит блинчики