Понять, простить, полюбить - Елена Милютина

Ознакомительный фрагментсможем добиться назначения вашего брата помощником викария, в ваш бывший приход. Нынешний помощник вашего отца стар, так что после его ухода ваш брат получает приход отца. Вас устроят такие гарантии? Более того, не надо скрывать, что вы служите человеку, убившему ваших родных. Подчеркивайте это, как и необходимость пойти на такой шаг из-за отсутствия средств к жизни по его вине. Такое поведение поможет скрыть ваш интерес к некоторым вещам. Чем меньше лжи, тем меньше вероятность провала.

— Согласна! Только, прошу, вперед выполнение обещаний, а потом я приступлю к работе! Я знаю, как бюрократы неохотно расстаются с деньгами!

— Договорились! Завтра — послезавтра я привезу оплаченные счета. К сожалению, сразу определить вашего брата на должность не выйдет, но я возьму гарантийное письмо от епархии. Устроит?

— Да, вполне.

— Тогда я отвезу вас домой, как обещал, мадам Влада даст вам направление на работу, единственное, скажет, остальные отказались, или не подошли по другим критериям, и на другой день отправитесь на работу!

— Договорились

Глава 2

Арриан

Два месяца назад.

Глупо встречать свой 26-й день рождения в подвале отцовской тюрьмы. Еще глупее укоротить свою и так 30-летнюю жизнь еще на 4 года, хотя не все ли равно! Гораздо глупее и обиднее не довести до конца задуманную месть. Не прикончить двух главных фигурантов преступления, совершенного 20 лет назад. И из-за чего? Из-за стакана подкисших на жаре сливок! Из-за которого, все начало заседания святейшего конклава, двое стариков — обжор просидели в сортире и не попали на костер. Жаль. Но видно такова судьба. Одно утешение. Его Святейшество уже никто больше не называет разными превозносящими его прозвищами, вроде Наисвятейшего, Истинного борца с нечистью и прочими. А в анналы истории он войдет, как Обоср…ся, так как его, бегущего вперегонки с Великим инквизитором, к королевской резиденции, в запачканных коричневой субстанцией белоснежных одеждах и продолжающихисторгать из себя отнюдь не ладан, пачкая брусчатку площади, видели тысячи горожан, а народ молчать не станет.

Так что вопрос только один: правильно ли он сделал, что сдался отцу без боя? С одной стороны, это дало шанс на быстрый и незаметный уход со сцены всех своих соратников. С другой, не было ли расценено, как слабость? Вряд ли. Все антиклерикалы просто растворились в воздухе, превратились в добропорядочных горожан, Святой престол спешно перебрался в соседнее королевство Ализанну, увезя с собой и вечную страшилку — инквизицию вместе со своим главой, Здесь, в Риодоре, остались только наместники, не имеющие такого же влияния, даже на чересчур религиозного короля. Да и смех сыграл свою роль. Смех убивает лучше меча. При словах, подвергавших их раньше в трепет: Святая инквизиция, теперь народ вспоминает бегущего вприпрыжку худого старика, извергающегоиз себя отнюдь не Божью благодать. Вон, в прошлом, отец даже не задумываясь, отдал бы его в руки клирикам, и они уже раз десять успели бы его сжечь, но не сдает же, держит. Зачем? На свободу явно не выпустит, таких, как он не выпускают, даже принцев, Значит, чего-то ждет. Чего? Ему осталось четыре года, после чего — все равно смерть, и не самая приятная, когда тебя сжигает собственная магия. Иногда хотелось написать отцу, слезно попросить позволить ему уйти, как мужчине, с бокалом вина в руке и с женщиной в объятиях! Напоследок узнать, что это — иметь женщину! Его берегли от контактов с противоположенным полом все эти годы. И он сам, семилетний, и отец запомнили слова деда: — Не жилец. Контакт с первой же девчонкой убьет его! Крылья не смогут выйти и разорвут грудную клетку!

— И что, сделать ничего нельзя? — дрожащим голосом задал вопрос отец.

— Можно, но это ни один человек не выдержит, умрет раньше, просто от боли, — и, потом, шепотом, отцу, — если высвободить кончики крыльев, показать им дорогу, они начнут прорваться сами, надо только помочь, я умею, но это тоже не всякий выдержит. И потом, если они белые, маленькие, тогда есть шанс. А у него, скорее всего, черные, крылья мести! Они обычно огромны, обладатель черных крыльев может не перепархивать этаким мотыльком с одной возвышенности на другую, он может лететь три-четыре часа, неся груз в три раза превышающий его собственный вес. Скажи, он видел всю церемонию, от начала и до конца?

— Да, к сожалению. Это было условие…

— Дурак ты, бывший зять! Позвал бы меня, и некому было бы выдвигать условия! Отлучения он побоялся! Некому отлучать, нет и отлучения! Дочь погубил, внука практически убил, и все из-за служителей Бога, который наверняка ужасается, глядя на то, что творят его наместники в нашем мире! Держи сына подальше от девок, что бы не было соблазна! Может, за несколько лет я отыщу какой-нибудь способ помочь!

Больше дед на эту тему никогда не говорил. Может, отец и беседовал со стариком, но ему ничего не сообщали. Значит, новостей нет, надежды у него тоже.

Послышались шаги, в коридоре появился отблеск факелов. Неужели он задремал и уже время ужина? Но окошко под потолком еще светлое, значит, день. Значит, его судьбу решили и он сейчас услышит приговор. Символично, в день рождения.

Голоса, ближе и ближе. Арриан приподнялся, сел, прислонившись к стене. Подняться на ноги побоялся, может не выстоять. Подземелье, худая еда, холод, сырость и отсутствие движения вместе со ставшей привычной постоянной болью в груди, вытянули все силы из когда-то крепкого и тренированного тела.

Но, вместо ожидаемого отца с сановниками, или судейских в мантиях, к решетке, отгораживающей камеру от коридора, подбежал юноша — блондин, с золотистой шевелюрой, завивающейся крупными локонами.

— Арр! Арри! — кКрикнулон хватаясь за прутья решетки. — Эй, вы, отпирайте! Отец разрешил мне переговорить с братом наедине!

— Ваше Высочество, это опасно, особенно в свете последних решений! Вы понимаете…

— Нет, это ВЫ не понимаете! Арриан мой брат, он ничего мне не сделает! Открывайте!

Клацнули запоры, дверца в решетке распахнулась, и в камеру, как струя вольного воздуха влетел младший брат, Арлинн. Он был на четыре года младше старшего, его светлые волосы не потемнели, как у Арриана, при желании он мог выпустить наружу симпатичные крылышки с белыми перьями, и даже вспорхнуть на них на балкон к понравившейся даме. Любвеобилие младшего словно подчеркивало угрюмость старшего, чьи волосы к 8 годам полностью почернели, оставаясь светлыми только на кончиках. Если рассматривать и сравнивать их внимательно, становилось ясно, что беззаботная веселость, какая-то яркость облика младшего значительно проигрывала так отличающемуся от него утонченностью и трагизмом образу старшего.