Хаос. Второй шанс на жизнь - Мирэйн Дэниэль

Я отмерла от созерцания, когда хрипы из туннеля показались слишком громкими. Отмерла и побежала. Устало, еле перебирая ногами. Поток слез, казалось бы, уже не остановить. Они лились непроизвольно, смешиваясь с пеплом. Усталость давала о себе знать. Как и раны после аварии. Тело ныло, хотелось спокойно умереть, но я бежала вперед, делая нервные вдохи и понимала, что друзей больше никогда не увижу. Даже мертвыми. Пройти через этот ад снова и по собственной воле… Нет, даже моя любовь к нашей дружбе не заставит вновь пережить этот ужас. А ведь мне еще не известно, что будет дальше. Может, очередной монстр расправиться со мной, если не сегодня, то завтра.

Кошмар накрыло полотно ночи. Небо стало настолько красным, что казалось черным. Не было ни звезд, не луны. Лишь одно сплошное ничто. А я все бежала. Понимала, что сороконожка давно позади, но никак не могла остановиться. Ноги ныли и болели. Как и все тело. Но я продолжала бег. Будто тело овладело что-то, что хочет жить. Где-то глубоко во мне. Оно разгорелось, запрещая думать о смерти, и тянуло вперед. Казалось, что закрою глаза и смогу бежать в глубокой дреме.

Я смогла остановиться после очередного толчка. Точнее упасть. Все содрогалось, а пепел и не думал кончиться. Это ад. Самый настоящий ад! Не нужно котлов и огня. Вот! Бесконечная пустыня, ничто и страх быть съеденным.

Подняться с земли сил уже не было. Сделав остановку, тело вспомнило об аварии и вернуло боль с тройным усилением. Слезы все так же тихо лили, разъедая нежную кожу на щеках, а пепел ровным слоем накрывал мое окровавленное тело. Силы разом ушили, а на их место пришло долгожданное умиротворение.

* * *

Люди всегда ненавидели меня и мою семью. Считали, будто моя мама ведьма. И нет, что бы она и вправду колдовала или убивала животных. Так говорила моя бабушка. Свою невестку она терпеть не могла. Считала, что ее мальчик удостоен большего. Рыжая, с голубыми глазами… Бабушка считала ее уродиной и настраивала всех против нее. И даже меня. Из дня в день твердила одно и тоже, пока мамы не было дома. «Ведьма!», — с утра до вечера. В нашем маленьком городке, ее слова, уважаемой и всеми любимой учительницы в школе, разнеслись как яд по ветру. Сначала люди смеялись, но чем чаше грязь текла из уст старухи, тем чернее становились сердца людей, и это затмило ума всех. Сперва мама потеряла работу, затем кто-то убил ее семью, а после взялись и за нее. Травля всего города обрушилась на ее хрупкие плечи. И лишь любовь к нам помогала ей жить дальше. Но и та пошатнулась. Я все больше уделяла внимание окружающем и стала тихо не навидит родительницу. Надо мной тоже смеялись другие дети и взрослые. Никто не хотел играть со мной или дружить и моя ненависть была направлена на самого дорого человека. А затем отец. Угнетение бабушки и бесконечная головомойка сломали и его. Он повесился.

Маму обвинили в смерти. Все ходили к нам домой, били стекла и кричали это бесконечное «Ведьма!». Но и тогда она не растерялась. Взяла меня и уехала. В новом городе, подальше от всего того ужаса, я поняла какой же дурой была. Мама стала для меня самым родным человеком. А потом и отчим. Я росла на их глазах, перенимая всю мамину красоту. Рыжие локоны, темно-синие глаза, курносый нос, пухлые губы, кукольная фигура. Галя и Гоша стали моими одноклассниками и лучшими друзьями. Я им не говорила о своем прошлом, о семье, о маме. Понимала, что не она сумасшедшая, а бабка. Мне хотелось вычеркнуть тот кусочек жизни, но… через десять лет он вернулся. Вернулся, когда я поступила в институт на экономиста. Собирала вещи и нашла ее. Книгу по черной магии, а среди страниц фото настоящего отца с клочком волос, и фотография отчима. То что эти две фотографии лежали на страницы с любовным наваждением говорили одно — мама ведьма. Настоящая и все те годы, все те восемь лет, что я росла с бабушкой, та была права.

Больше я с мамой не виделась. Не могла простить. Слишком очевидны совпадения фото и маминых браков. Созванивались, но не виделись много лет.

* * *

Я проснулась от тишины. Как это возможно? Возможно! Эта тишина наводила страх и даже боль в теле не помешала ей. Ни шелеста ветвей, ни криков птиц, ни голосов людей. Даже пепел падает как не настоящий — бесшумно. Будто, я в вакууме.

Поднявшись, я стряхнула не малый слой пепла. От крови он был алый, а вот моя кожа стала белой. Как и одежда. Рыжие локоны от пепла смотрелись жутко. Как кровь на снегу, они впитывались друг в друга. Встав на дрожащие ноги, я пошла. А что мне оставалось делать? Ничего нет позади, ничего нет впереди. А эта тишина сводит с ума. Даже мои шаги заглушает белая пелена. Небо посветлело. Алые тучи стояли стеной, не пропуская солнца. Будто они впитали в себя кровь всего живого и горевали.

Я не могла ни о чем думать. Мне приснился сон о матери, еще одно пятно на душе. Так больно… Кажется, что в моей жизни не было ничего кроме горя и страха. Хотя, те годы, когда я училась в университете, были лучшими.

Выплывший из тумана город, в этом страшном месте, стал настоящим спасением. На миг в душе кольнула радость — люди! Я побежала не чувствую ног и боли. Дома находились как в тумане, заметенные пеплом.

— Помогите! — Закричала я, не заметив ни одной живой души.

Воздух поглотил мой крик, сделав его сдавленным. Заприметив витрину магазина, я побежала к двери, дернула ручку и влетела, как ураган. Только в ответ была все та же тишина. Перевернутые столы и манекены, с рулонами ткани. Все в пыли и разрушено. Пол завален какими-то бумагами, похожими на газеты. У подобия стойки весел календарь. Не похож на наш. Странные цифры и само название месяца — элюс с отмеченной цифрой семь. Странно, что я могла читать и понимать эти закорючки. Взяв одну из более-менее целой газеты, я села на высокий стул за прилавком и посмотрела на текст. Чувствовала себя русским, который выучил арабский язык. А ведь ничего подобного я не учила, но знала. В заголовке газеты, черным по белому было написано «Смерть пришла!» и уже ниже:

'Из