Дружба, Inc - Алиса Лисина

что-то серьезное. Восемнадцатилетняя дочь всего четыре месяца назад вышла замуж и решила пожить у родителей на время зимней сессии. Разумеется, исключительно для того, чтобы позаниматься в спокойной обстановке. Сессия оказалась невероятно сложной, каждый день то экзамен, то консультация, причем до позднего вечера. Однако странным нм показалось даже не это. А то, что я возвращалась невероятно счастливой и несла с блаженным видом какую-то ахинею.

В тот вечер, наконец, прозревшая мама вошла вслед за мной в комнату, где я как раз собиралась переодеться. И к изумлению своему, обнаружила, что лучшая студентка всех времен и нарсудов вернулась домой без одной, но очень пикантной части туалета. Вдобавок ко всему на шее у лучшей студентки красовалась странная отметина, чем-то напоминавшая укус вампира. Мама холодно поинтересовалась, какой именно экзамен я сдавала и кто его принимал. А в ответ на мою бессвязную околесицу мрачно и понимающе закивала головой.

С экзаменатором она познакомилась две недели спустя, когда я сообщила, что ухожу от мужа к другому мужчине. О том, что в ту сессию я в институте так и не появилась, она, к счастью, не узнала. Все несданные экзамены я сдала весной. Знаний у меня к тому моменту стало даже меньше, чем было, но я преуспела в другом и уже была в положении.

Живота еще толком не было видно, но я поделилась своей радостью со всеми преподавателями. Ни у одного не поднялась рука поставить двойку или хотя бы тройку такой цветущей и такой юной будущей матери.

— Мам…

Да, а вот и плод нашей любви, выражаясь высокопарно. Его помятое и заспанное лицо совершенно бесстрастно (а это свидетельствует о том, что он пребывает в сонном состоянии). Как правило, по дороге к школе мы с ребенком храним молчание. Сегодня же молчать ему не хочется. Судя по тому, что к моменту моего пробуждения он был полностью одет, проснулся он минут на двадцать раньше меня. И, к ужасу учителей, уже начинает разгуливаться.

— А вы где вчера были? У Воробья?

— И горюша, это же твой тренер! — Я изображаю возмущение. — И его зовут Сергей Олегович…

— Он же Воробьев, а значит, Воробей…

Логика, бесспорно, убийственная. Но воспитатель из меня сейчас никакой, и я предпочитаю промолчать.

— А зачем вы к нему ездили?

Не люблю утренние беседы. По утрам я соображаю исключительно плохо. Даже хуже, чем в другое время суток. Но если мой ребенок проявил настойчивость, лучше ответить. Все равно ведь не отстанет.

— Затем, что это старый папин знакомый. Затем, что он бесплатно тебя тренирует. Затем, что он наш друг…

— У тебя кругом друзья, — изрекает ребенок с видом пророка, глаголящего исключительно истины. — А вот папочка друзей не любит. И я не люблю. У меня их вообще нет. И никогда не будет…

— Знаешь, это неправильно, — начинаю я старую и порядком надоевшую песню. — У человека должны быть друзья. Как можно жить без друзей? Друзья всегда придут тебе на помощь, если тебе будет плохо. Есть даже поговорка — не имей сто рублей, а имей сто друзей (Господи, какие же банальности из меня лезут!)…

— На сто рублей даже картридж для «генмбоя» не купишь.

Самый дешевый — сто шестьдесят…

Да, в логике ему не откажешь. И до чего же он практичный.

Просто самое настоящее дитя своего времени.

А до чего упрямый! Между прочим, разговор о необходимости иметь друзей мы ведем как минимум раз в неделю на протяжении уже нескольких лет. Но этот мальчик феноменально упорен. Был бы он так же настойчив в учебе, его бы уже перевели из четвертого класса в десятый. А может, разрешили бы в порядке исключения сдать экзамены в вуз.

Представляю, как он выглядел бы в своем парадном галстуке с поросятами в университетской аудитории. Впрочем, не сомневаюсь, что в буфете он проводил бы куда больше времени. Этот мальчик очень любит поесть.

— Тимур мне вчера опять: «Игорек, давай дружить!» — Последние слова произносятся противным писклявым тоном. — Ты мне будешь давать свой «геймбой», а я тебе — свои компьютерные игры. А у него все игры для сопляков. Одно дерьмо…

— Игорюша?

— Ну и зачем мне дружить с таким козлом?

Для того чтобы активно возмущаться, я слишком хочу спать. Хотя, как вы догадались, я предпочла бы, чтобы он осваивал французскую лексику, а не школьную разговорную. Но мы уже у школы, и я решительно втискиваюсь в дырку между плотно стоящими машинами. И встаю прямо напротив входа, нагло наехав на «зебру» и сплющив и без того многократно перееханное и абсолютно плоское животное.

Ребенок молча смотрит на часы. Так умеет делать только его отец — не говоря ни слова, сказать очень и очень многое. Хотя на часах всего восемь ноль две.

— Костя Цветаев наверное уже пришел…

Думаю, что именно таким тоном судьи оглашают смертный приговор. Причем какой-нибудь особенно неприятный. Типа четвертования или скармливания красным муравьям.

Я молчу. Видимо, я действительно виновата. Наверное, можно было бы ответить ему, что надо стараться быть первым в учебе, а не первым пришедшим в школу. Но муж с улыбкой утверждает, что раз ребенок хочет быть первым хотя бы в этом, это уже положительное явление.

— Мне сегодня опять на продленку?

Господи, что бы я делала без этой продленки? А ведь она уже последний год. Вот кошмар. Так удобно забирать ребенка не в полвторого, а в полшестого. Правда, из нашего класса на продленку ходит только он один. Наверное, у нас с мужем репутация людей очень много и упорно работающих. Муж при этом работает дома, а я на работе появляюсь не слишком часто. Но зачем кому-то об этом знать?

Ребенок, конечно, знает. Но не протестует. В конце концов, я отдала его в ясли уже в полтора года. Мама с бабушкой меня упрекали, но я категорично заявила им, что ребенку для развития необходимо общаться с себе подобными. На самом деле причина была в другом. Я считала и считаю, что родители должны иметь право на спокойную жизнь.

— Конечно, на продленку. А вечером тебя заберет бабушка, потому что мы с папой едем в гости…

Бабушки — это бесценный дар. Мой ребенок стал путешественником, как только я закончила кормить его грудью (то есть в три месяца). Наверное, вообще надо было ограничиться искусственным кормлением, и сейчас грудь была бы как в восемнадцать лет. Хотя она и так очень и очень ничего. Нет, слишком скромно, вы не находите? Тогда так — грудь