Интермеццо Лина - Рита Трофимова

матери о былых временах. Только бы мама не расстраивалась, а ещё того хуже — не бранилась. К тому же вся эта Мартина тирада вращалась вокруг одних и тех же событий и неизменно заканчивалась уже избитым в устах Марты высказыванием Цицерона — «О времена, о нравы!»

Да, это был Мартин конёк — вплетать в рассуждения известные цитаты и поговорки. Вот если бы мама так же красноречиво рассказывала про Элу. Да только Марта обходила эту тему стороной, ссылаясь на головную боль или усталость. Лине оставалось лишь строить предположения и лелеять светлый образ сестры в воспоминаниях. А те телефонные переговоры, будившие Лину по ночам, оставляли в юной головке множество вопросов и недоумений. Обычно разговоры эти длились недолго и, как правило, сводились к гневным отповедям матери. Марта обвиняла Элу в легкомыслии, задыхалась от негодования, а потом неизбежно пила корвалол.

Так или иначе, Лина обожала свои фантазии о сестре и с трепетом вспоминала её последний приезд, случившийся внезапно два года назад, зимой. Лина помнила лишь тонкий цветочный аромат девушки и тёплые, но недолгие объятия. Эла была гораздо старше Лины, кажется, лет на пятнадцать или шестнадцать, и жила в Калининграде с дедушкой. По рассказам матери, Элу отправили к деду ещё школьницей. Внучка должна была ухаживать за немощным стариком и присматривать за квартирой. Однако дед оказался довольно крепким и прекрасно ладил с девчонкой. Судя по всему, Эле жилось замечательно, и она вовсе не спешила возвращаться домой, успев после школы выскочить замуж и благополучно развестись. С учёбой у сестрицы не заладилось, девушка своевольно бросила институт на первых курсах и занималась, по словам Марты, невесть чем.

— И почему она не приезжает к нам в гости? — задумчиво лепетала Лина, изучая фото пятнадцатилетней Элы, на что Марта заметно напрягалась, так и не ответив на вопрос младшей дочери.

— Правда она красивая? — не унималась девочка, поглаживая пальчиками глянцевую картинку. — Правда я на неё похожа?

* * *

«Эла. Элочка. Элеонора…» — слышалось Лине во сне. Тихие стоны, сдавленные рыдания, едва различимые обрывки фраз, горький привкус мятной настойки, витающий в доме, горький привкус настойки…

«Мама!» — влилось в сознание Лины. Девочка мгновенно очнулась от вязкого сна, присела и распахнула глаза.

Стояла глубокая ночь, безлунная и неподвижная, лишь одинокий сверчок трещал за окном. Сквозь темень комнат сочился тусклый свет настольной лампы, мягко касаясь стен и чернеющих силуэтов мебели. Девочка бесшумно поднялась, осторожно прошлась по дому, без страха, без оглядки, еле дыша. Её не на шутку встревожил отчаянный плач матери. В преддверии зала она замерла, испуганно вцепилась взглядом в опечаленную, сгорбленную фигуру Марты, а та, распластавшись над семейным фотоальбомом, стенала, перелистывала его затёртые страницы, подолгу всматриваясь в фото юной Элы. Её бессвязные речи прерывались протяжными стонами. Женщина то ли жалела, то ли проклинала старшую дочь.

Нежное сердечко Лины затрепетало, сжалось от предчувствия беды. Как же она любила её, такую неласковую, требовательную, сумасбродную и такую… неожиданно сломленную.

Отца Лина не помнила. Марта рассказывала, что он ушёл из жизни сразу после её рождения, сердечный приступ свёл его в могилу. А Эла, её призрачная фантастическая сестра, всплывала в памяти живой, но уже теряющей цвета картинкой. Каждый раз после ночных переговоров Марта впадала в отчаяние. Что уж там не поделили Эла и мать, для Лины оставалось загадкой, только смутная тревога, зародившаяся в детской душе, усиливалась каждый раз после таких вот исступлений. Потерять единственную родную недопустимо!

И всё же Лина решилась. Затаив дыхание, она несмело сделала шаг-другой и, уже дойдя до поникшей женщины, обняла её с неистовой нежностью. Марта по привычке отстранилась — не терпела она всяких сентиментальностей, даже от собственного ребёнка. Однако девочка не отступала, она смотрела в глаза отчаявшейся матери с таким глубинным недетским знанием, что Марта на секунду оторопела, внезапно сделавшись жалкой и уязвлённой, с неожиданно вскрытой душевной раной, так глубоко запрятанной даже от самой себя. Под тёплыми ладошками Лины женщина плавилась, словно северная льдина на солнце, и, чувствуя это, Лина не останавливалась, зарывалась в волосы на затылке, светлая копна которых уже была с прожилками седины, но всё такая же густая, гладила мелкие морщинки в уголках глаз и смахивала слезинки. Неожиданно Марта подхватила девочку на руки и, уткнувшись в хрупкое тельце, расплакалась как-то по-детски жалобно с надрывом, а потом торопливо и жадно осыпала её поцелуями, баюкая и приговаривая при этом: «Ничего, ничего, доченька, Линочка моя, всё будет хорошо!»

Для Лины это было простым детским счастьем. В те минуты она вовсе не чувствовала себя одинокой, и детские страхи отступали вместе с тоской по чему-то несостоявшемуся и далёкому.

Глава 3

Рядом с участком Альтман стояла заброшенная дача Полянских. Обнесённая низким, почерневшим от влаги частоколом, она выбивалась из вереницы ухоженных и обжитых усадеб разрухой и запустением. Если б не Мартина деловитость, можно было бы смело утверждать, что на эту землю лет сто не ступала нога человека.

Участок Полянских действительно был непроходимым. Ветви разросшихся деревьев переплетались, корявые корни причудливо вились над размытой дождями почвой и прятались в высокой траве. Полевые цветы, рассеянные тут и там, пестрели яркими венчиками. На отдалении, у самого края изгороди, утопал в буйной растительности ветхий деревянный дом.

Лина с опаской поглядывала на тёмные окна пустынного жилища, на мрачные виды вокруг приземистой постройки, усеянной мхом у завалинки. Ей представлялось, что домик этот — заколдованный сказочный замок, а покосившаяся от времени калитка, поскрипывающая на ветру, — вход в таинственный мир.

Марта зорко охраняла соседские владения: часто захаживала и заглядывала в каждый уголок, сетуя на отсутствие хозяев и опасаясь нашествия бродяг. Когда-то она дружила с семьёй Полянских, известных в городе врачей, и до сих пор надеялась на возвращение соседей. Случалось ей и собак приблудных гонять, и ловушки для крыс устанавливать. А когда поспевали плоды на деревьях, она спешила вместе с подругой Варварой Петровной собирать урожай, будь то груша дичка или вишня — «не пропадать же такому добру». У мамы Марты каждая мелочь шла в дело.

Всё изменилось в начале прошлого лета, когда в один из будних дней к даче Полянских подъехал автомобиль. Из синей легковушки вышли двое мужчин довольно приличного вида и прошли на соседский участок. Женщина не на шутку забеспокоилась. Наслушавшись рассказов о захватчиках-самозванцах, она подхватила кочергу и понеслась прогонять непрошенных гостей. Впрочем, недоразумение вскоре уладилось. Посетителями оказались Эдуард