Жена викинга из будущего. Любовь сильнее времени - Ли Ан

Это я поняла. Подошла, остановилась в трех шагах. Соломенное покрытие пола шуршало под босыми ногами.

Он заговорил. Быстро, уверенно. Голос был глубоким, с хрипотцой. Я уловила "будущее", "доказать", но общий смысл ускользал. Его руки лежали на подлокотниках — большие, с выступающими венами и старыми шрамами от мечей.

— Медленнее, — попросила я. — Пожалуйста. Я... плохо говорю.

Он прищурился, морщины в уголках глаз стали глубже. Наклонился вперед, повторил медленнее:

— Ты говоришь — из будущего. Докажи.

— Как?

— Скажи, что случится. Скоро. Что можно проверить.

Я лихорадочно думала. Сердце колотилось так сильно, что я боялась, он услышит. Мой древнескандинавский не позволял сложных объяснений. Нужно что-то простое.

— Буря, — сказала я. — Через... — я показала на пальцах семь, — дней. Сильная. С севера.

— И?

— Корабли. Потонут.

— Чьи корабли?

Я пожала плечами, пытаясь подобрать слова:

— Кто-то... без разрешения... набег...

Рагнар понял, усмехнулся. Улыбка обнажила крепкие желтоватые зубы:

— Торкель. Да, он готовится. Думает, я не знаю.

Он встал, кресло скрипнуло. Он оказался выше, чем я думала — мне пришлось задрать голову. Подошел близко. Слишком близко. Я почувствовала запах — мед, кожа, дым. И что-то металлическое, как кровь. Заговорил медленно, четко, его дыхание касалось моего лица:

— Семь дней. Если буря придет — ты моя провидица. Если нет — сожгу.

Простые слова. Жестокий смысл. Его глаза буравили меня, ища страх.

— Понимаешь? — спросил он.

— Да.

— Но сначала — вопрос. Я попаду в Вальгаллу?

Это я знала. И знала ответ. Его рука легла на рукоять меча — непроизвольный жест.

— Нет, — сказала тихо. — Ты умрешь не в бою.

Его рука дернулась к мечу. Лицо потемнело, челюсти сжались. Я быстро добавила, путаясь в словах:

— Но... легенда! Ты станешь легендой. Тысяча лет — помнить. Дети знать имя.

Грамматика хромала, но он понял. Рука медленно опустилась. Он смотрел на меня долго, потом повернулся к залу:

— Хильда! — крикнул он.

Седая женщина подошла, шаркая ногами. Склонила голову, ожидая приказа.

— Дай ей место. Работу. У очага, — приказал Рагнар. Потом мне: — Семь дней. Учись жить здесь. Учись говорить нормально. И молись своим богам о буре.

Он отвернулся. Широкие плечи под туникой — стена, отгородившая меня от его внимания. Разговор был окончен.

Хильда схватила меня за локоть — пальцы, как клещи — и потащила прочь, бормоча что-то недовольное. Я уловила только "лишний рот" и "безумие ярла". Ее дыхание пахло луком и кислым элем.

У меня было семь дней. Чтобы выучить язык получше. Чтобы дождаться бури.

И чтобы понять, как выжить среди викингов, если буря не придет.

Глава 2: Знание - сила

На третий день я поняла, что умру здесь. Если не от меча или огня, то от заражения крови.

Утренний туман стелился по земле, превращая двор в призрачное болото. Дыхание вырывалось изо рта белыми клубами, а пальцы уже онемели от холода, хотя солнце едва поднялось над частоколом.

Началось всё с того, что Хильда поставила меня помогать при забое свиней. Точнее, обрабатывать кишки для колбас. Если вы никогда не чистили свиные кишки в IX веке, считайте себя счастливчиком. Это ад, помноженный на вонь и холод.

Я стояла по колено в грязи — смеси крови, нечистот и глины, которая чавкала при каждом движении. Подол грубого платья намок и прилип к ногам как вторая кожа. Руки онемели от ледяной воды, которую приходилось черпать из деревянной бадьи со слоем льда на поверхности. Гудрун — толстая женщина с руками как окорока и лицом красным от постоянной работы у огня — орала на меня. Её голос резал уши, как скрежет ножа по камню. Половину слов я не понимала, но общий смысл был ясен — я работаю слишком медленно.

— Нежная... — она использовала слово, которого я не знала, но тон был презрительный. Сплюнула в грязь рядом с моими ногами, покачала головой так, что её тройной подбородок заколыхался.

Я молча скоблила слизь с кишок тупым ножом с деревянной рукояткой, потемневшей от крови многих забоев. Стараясь не думать о бактериях. Мои руки уже покрылись мелкими порезами от грубой работы — красные полосы на распухших от холода пальцах. В моем времени это означало бы курс антибиотиков. Здесь — возможную смерть от заражения.

И тут случилось то, что изменило всё.

Один из воинов — Эйнар Рыжая Борода — вбежал во двор. Его обычно уверенная походка превратилась в шатающиеся шаги пьяницы. Он держался за живот обеими руками, словно пытаясь удержать внутренности на месте. Лицо серое, как утренний пепел в очаге, на лбу пот, несмотря на холод. Капли стекали по вискам, смешиваясь с грязью на щеках.

Он что-то прокричал — голос был хриплым, срывающимся. Я уловила только "Ингвар" — оказалось, это имя местного знахаря.

— Ингвар... — Гудрун покачала головой и показала рукой вдаль, за частокол. — Уехал. Роды.

Эйнар согнулся пополам, колени подогнулись, и он рухнул на четвереньки прямо в грязь. Его вырвало. Рвотные массы забрызгали сапоги стоящих рядом. В них была кровь — темная, почти черная.

Все отшатнулись. Женщины прижали к себе детей, мужчины отступили на шаг. Кто-то прошептал слово, которое я уже знала — "проклятие". Другой сделал знак от сглаза — сложный жест пальцами.

Но я узнала симптомы. Кровавая рвота, острая боль, бледность. Похоже на язву желудка. Без лечения он умрет. С лечением... может быть, выживет.

— Мед! — крикнула я, пытаясь вспомнить слово. Мой голос прозвучал резко в наступившей тишине. — Мед... есть?

Все уставились на меня. Десятки глаз — удивленных, недоверчивых, испуганных.

— И капуста, — добавила я, показывая руками размер кочана. — Свежая.

— Зачем? — спросила Гудрун медленно, прищурившись так, что её глаза превратились в щелочки в складках жира.

Как объяснить? Мой словарь не включал "антибактериальные свойства" или "витамины".

— Лечить, — сказала я просто, показав на Эйнара, который всё еще стоял на четвереньках, дрожа. — Я... пробовать... помочь.

— Ты? — Эйнар поднял голову, посмотрел на меня мутным взглядом. Кровь запеклась в его рыжей бороде. — Ведьма?

— Не ведьма. Знаю... немного... лечить.

Кто-то засмеялся — резкий, лающий смех. Молодой воин с едва пробивающейся бородкой, имени которого я не знала. На его щеке красовался свежий шрам