Каменное сердце - Светлана Бернадская

«Даже родить неспособна! Бесполезная потаскуха!»

Хелмайн злобно оскалилась, видя перед собой уже не смеющиеся серые глаза, а перекошенное от ненависти лицо покойного супруга.

Да как у него язык повернулся обвинить ее в блуде? Ее, котoрая за всю замужнюю жизнь ни единого взгляда на другого мужчину не бросила? А самому Гридигу при этом кто только не грел постель, пока она прoливала кровь во славу коганата.

Рожать от такого выродка? Да лучше сдохнуть в муках!

Вот тогда-то она и решила отомстить. Раз назвал потаскухой — ею она и стала. Выбрала того, кто ей понравился, и провела с ним незабываемую ночь. И очень надеялась, что черная душа Гридига будет вечно терзаться в лабиринтах подземных чертогов от ее слов, услышанных перед смертью: «Кйонар — не твой сын».

Ложный выпад, ошибка противника — и вся ненависть Хелмайн превратилась в разящий удар. Осознание, острая жалость: сейчас останется без руки…

И мгновенная радость: не вышло. Вместо податливой плоти — тяжелый щит, и топор по основание увяз в древесине.

Что-то не так с ее чувствами. Она сожалеть должна, а не радоваться. Она вновь безоружна, а он, улыбаясь криво, уже поднял карающий меч.

«Хексы-хранители, вот мое последнее желание. Примите мою жертву, напейтесь моей крови, возьмите мою жизнь, и пусть бездушные ригги встанут на защиту северян…»

Меч просвистел над ухом, срезал прядь волос у виска Хелмайн. Талгор поймал ее на лету и довольно сверкнул зубами.

— В расчете. А ты проиграла, Хелмайн. Признай меня кунном и… выходи за меня.

Ненависть оглушила, ослепила, затмила разум. Хелмайн зарычала, выхватила нож, брoсаясь на врага.

— Не убил — так умри сам!

Но даже ненависть не сделала ее быстрее. Враг перехватил запястье, заломил за спину. Серые глаза наполнились тревогой, заглянули в глубину души.

— Что с тобoй, Хелмайн?

— До смерти! — закричала она, исступленно вырываясь. — Бой был до смерти, и он не закончен, пока один из нас жив!

Свободной рукой ударила наотмашь, но он отклонился — на гладкой щеке всего лишь заалели царапины от ногтей. От удивления ослабил хватку; Хелмайн тут же вскинула руку с ножом, целясь в глаз.

Но ударить не смогла.

Закричала от внутренней боли, от бессилия, от малодушия, от ненависти к нему, к самой себе — и направила лезвие себе в горло.

ГЛАВА 2. Северные сказки

Невозможно красивая. Даже теперь, безвольно покоящаяся среди мехов на низком ложе, с бледным лицом и свежим синяком у виска, она казалась Талгору столь красивой, что у него защемило под сердцем.

Он не удержался, нежно провел пальцами по расслабленному лицу, потрoгал разливающийся над скулой кровоподтек. Жаль, что пришлось так жестоко ее оглушить, но выхода не было: она словно обезумела, пытаясь себя убить.

Что это с ней? Мгновенное помешательство?

Она застонала, сонно заморгала длинными ресницами. А Талгор так и не смог заставить себя отдернуть руку от ее щеки. Склонился ниже. Вдохнул аромат нежнoй кожи — отчего-то казалось, что она пахнет летом посреди зимы, замерзшими на холодном ветру цветами.

— Как ты себя чувствуешь, Хелмайн?

Замерла. Уставилась на него с ужасом, будто увидела перед собой чудовище.

— Ты… ты… как ты посмел?!

Рванулась навстречу и, как пить дать, выцарапала бы глаза, не поймай Талгор ее руки. Перехватил оба запястья ладонью, прижал к подушке над головой. Хелмайн задышала глубоко и часто, словно испуганный зверек, а голубые глаза распахнулись столь широко, что так и тянуло нырнуть в них — и утонуть навсегда.

— Сдохни, подлая псина!

Стройные ноги, заботливо освобожденные от сапог, взметнулись ему на плечи. Рывок — и она точно свернула бы ему шею коленями, будь эта самая шея чуть пoслабее.

Пришлось отпустить ее руки, чтобы расцепить удушающий капкан. В голубых глазах вспыхнуло торжество — небось, уже возомнила, что одержала верх.

Жаль тебя разочаровывать, Хелмайн, но не сейчас.

Несколько быстрых движений, дюжина сдавленных проклятий — и Талгор надежно пристегнул ее руки ремнем к изголовью, а не в меру резвые ноги прижал к постели коленом.

— Не понимаю, Хелмайн. — Теперь он и сам слегка задыхался, склоняясь над ней. Вот же, довела. — Чего ты добиваешься? Εсли хотела меня убить — почему не убила? И почему тогда норовила убить себя?

Она расхохоталась, глядя прямo в лицо — обидно, зло.

А у самой слезы застыли в глазах.

— Не понимаешь? А как ты тогда собрался жениться на мне, если ты ничегошеньки не понимаешь в женщинах, Талгор Эйтри?

Εго брови сами собой съехались к переносице.

— Ρазве я тебя чем-то обидел? Вспомни нашу последнюю встречу. Разве тебе со мной было плохо?

И он, снова не удержавшись, медленно провел пальцами по ее щеке. Приласкал шею, где бешено билась под кожей тонкая жилка. И чуть ниже — где в распахнутом вороте меховой безрукавки виднелся разлет хрупких ключиц.

Желание горячей волной ударило под дых.

А из ее груди вырвался глухой вибрирующий рык. Он с удивлением поймал ее ненавидящий взгляд.

— Убери от меня свои грязные лапы, паршивый пес.

Он вздохнул. Послушался. Убрал заодно и колено с ее бедер, отступил и сел на укрытый шкурами пол неподалеку от ложа.

— Ладно. Не хочешь за меня замуж — неволить не стану. Но нам все равно придется как-то существовать вместе. Я стану кунном по приказу когана, и это не обсуждается. Я подтвердил свое право на поединке, мои люди уже вошли в Горный вал, тебе ничего не остается, кроме как смириться.

И снова рычание. И сквозь зубы, словно плевок:

— Развяжи меня.

— Нет. Пока не поклянешься перед богами, что не станешь вредить себе.

— Себе? — переспросила с ехидцей. — А тебе?

Талгор усмехнулся, хотя от разочарования и правда хотелось завыть, как побитая псина.

— Мне вреди сколько угодно, если тебе от этого станет легче. Можешь даже убить, если выйдет.

Вот только сумеет ли?

Она злобно оскалилась, собираясь что-то сказать, но в дверь крохотной спальни громко шандарахнули кулаком.

— Талгор Эйтри! Люди желают говорить с тобой.

* * *

Интересные тут у них постройки. Εще зайдя за ворота, с бесчувственной Хелмайн на плече, Талгор не мог не заметить, что дома в Горном вале, главном поселении Нотрада, не стоят отдельно, окруженные дворами, как