За пеленой надежды - Барбара Вуд

Ей тогда было десять лет. Пухленькая малышка с каштановыми волосами, тяжело дыша, бежала по слякотной дорожке вокруг средней школы Сиэтла. Отчаянное желание победить и обрадовать папочку придавало силы нескладному телу. Рут обязательно надо было завоевать этот приз, принести его домой в подарок отцу, чтобы доказать, что тот ошибается, что она все-таки способна хоть чего-то добиться. Сердце десятилетней девочки колотилось, короткие ножки преодолевали один круг за другим. Шел мелкий дождик, за ней наблюдала горстка зрителей, которые не поленились прийти. Показалась финишная ленточка, и Рут добежал до нее — не первой и не второй, а третьей, но это не имело значения, ибо и за третье место полагался приз — большая красивая коробка с дорогой акварелью, которую Рут всю дорогу домой прижимала к груди, не обращая внимания на нудный дождик. Когда отец пришел домой из больницы, она робко положила коробку с акварелью ему на колени, словно дары Юпитера. И тут впервые, самый первый раз за всю ее жизнь, отец возгордился ею.

Не так уж плохо завоевать восхищение и расположение отца, который десять лет не мог смириться с тем, что она родилась девочкой. Доктор Майк Шапиро водрузил коробку с акварелью на каминную полку, где все время стояли награды и фотографии троих братьев Рут и несколько дней подряд исправно показывал приз всем гостям, приговаривая: «Вы ни за что не поверите, но наша маленькая толстушка Рут выиграла это на соревнованиях по бегу!»

Шесть головокружительных дней Рут наслаждалась гордостью отца, думая, что отныне все пойдет как по маслу: к ней не будут придираться, на нее не станут бросать разочарованные взгляды. Но однажды за обедом отец как бы невзначай спросил: «Кстати, Рут, сколько детей участвовало в том забеге?»

Это был ужасный день, когда ее недолгая слава окончательно лопнула как мыльный пузырь; положение уже нельзя было спасти, когда она «раскололась»: «Трое». Отец смеялся дольше и громче, чем до и после этого события. Тот эпизод пополнил копилку семейных шуток, которые каждый год снова и снова пересказывались, причем каждый раз, как впервые, отец долго и громко смеялся.

— Ай! — вскрикнула она, подпрыгнув на одной ноге, и опустилась на траву. В босоножку попал камушек и больно уколол пятку.

Вчера отец поехал в аэропорт проводить ее. Для Рут это была полная неожиданность. Она думала, что ее проводит только мама, и они поцелуются, обнимутся и распрощаются на целый год. Но отец удивил ее, приехав на машине. Рут пережила тревожное мгновение, подумав, что, возможно, наступит долгожданное примирение. Но она еще раз обманулась в своих ожиданиях. Отец помог донести дочери сумки, проводил ее к выходу на летное поле, затем задержался ровно настолько, насколько требовалось, чтобы пожать ей руку и сказать: «Руг, даю тебе время до Рождества, и тогда ты убедишься, что я был прав».

Рождество… До него оставалось каких-то четыре месяца. И тогда она увидит, как сбудется зловещее предсказание доктора Майка Шапиро. «Медицинский колледж! — воскликнул он в прошлом году. — Хочешь учиться в медицинском колледже? Рути, какая же ты мечтательница! Не рискуй и берись за то, что тебе по силам. Людей, которые хотят взлететь слишком высоко, ждет долгое падение вниз, а ты ведь знаешь, как на тебя действует неудача. Ты никогда не умела достойно проигрывать, Рути. Думаешь, медицинский колледж — пустячное дело? А впрочем, стоит ли слушать меня, ведь я “всего лишь” врач, что я в этом смыслю? Так что иди вперед и дерзай. Но имей в виду, что впереди тебя ждут нелегкие деньки».

Это было несправедливо. Отец никогда так не разговаривал ни с Джошуа, ни с Максом. Он никогда не пытался отбить у сыновей охоту делать то, что они задумали. Даже Джудит, младшую сестру Рут, он воодушевлял шагать через тернии к звездам. «Папа почему ты так плохо ко мне относишься? Почему ты меня не любишь?»

К тому времени, когда Рут снова вскочила на ноги и собирала вещи, высыпавшиеся на траву из кожаной сумочки, колокол на башне пробил перерыв на обед. Рут тихо выругалась: в кассе перерыв длится с двенадцати до часу.

Мики Лонг вышла на улицу через застекленные двери Мансанитас-Холла. Стоял благоухающий сентябрьский день. Она остановилась, огляделась и снова начала изучать карту расположения колледжа, чтобы определить место, где находилась.

Мансанитас-Холл был уже пятым зданием, в которое она заходила после того, как утром покинула амфитеатр, и до сих пор ее поиски ни к чему не привели. Территория этого колледжа не была большой, впереди осталось не так много зданий. И если росшее внутри подозрение окажется верным, Мики Лонг очень расстроится. Поэтому она пошла по выложенной каменными плитами дорожке в сторону Энсинитас-Холла — длинного низкого здания в испанском стиле, где студенты развлекались и собирались на общественные мероприятия. Мики начинала впадать в панику.

Когда мисс Лонг торопливо проходила мимо колокольни, ей пришло в голову, что это странный колледж — совсем не такой, к какому она привыкла. Где карточные столики и плакаты, призывающие людей вступить в Студенческий комитет ненасильственных действий^[4] или Конгресс расового равенства? Где листовки, дворовые ораторы, агитаторы? Где Вьетнам, Черная сила^[5] и свобода слова? Мики померещилось, будто она прошла сквозь портал времени и очутилась в прошлом, в сонных пятидесятых, когда студенты колледжей еще обращались к преподавателям исключительно «сэр». Кастильо был красивым колледжем — аккуратным, элегантным; здесь царило буйство красок, повсюду глаз радовали любовно ухоженные клумбы, изумрудные лужайки, дорожки из каменных плит, испанские кафельные фонтаны, белые здания в стиле асьенд, мавританские арки и крыши из красной черепицы. В старом колледже царила атмосфера давно забытых дней; богатый колледж, где все пропиталось консерватизмом.

Как раз это сейчас беспокоило Мики Лонг: в колледже было слишком спокойно. Как он непохож на тот, который она только что окончила, — колледж Калифорнийского университета в Санта-Барбаре, где ребята спалили Бэнк оф Америка. Как же ей затеряться в этом сонном царстве? Где ее прикрытие, толпы, велосипедисты, парочки, страстно обнимающиеся на траве? Где гитаристы, попрошайки, семинары, проходящие под деревьями. Словом, где та среда, в которой она сможет раствориться и стать невидимкой? Увы! Когда Мики подала заявление в Кастильо, она понятия не имела, что здесь царит такое спокойствие, аккуратность и порядок. Она будет выделяться, все тут же заметят ее!

«Правильно ли я поступила, приехав сюда?»

Наконец Мики нашла то, что искала. Женскую уборную. Она устремилась к раковине, словно странник в пустыне бросается к оазису.

Первые дни в незнакомом месте для Мики всегда были сущим мучением. Пока новые товарищи не привыкали к ее внешности, ей приходилось терпеть удивленные взгляды, в которых сквозило откровенное любопытство, затем проблеск жалости и, наконец, смущение от того, что она поймала их пристальный взор, после чего все напрасно делали вид, будто ничего не заметили. Из-за этого Мики Лонг всегда ходила в чем попало, пытаясь скрыться за неброскими серыми и желтовато-коричневыми цветами, чтобы стать незаметной. Лучшим укрытием для нее были многолюдные места.