Вокруг да около гламура - Алена Любимова

— Ладно, ловлю на слове, — к счастью, Севка не почувствовал подвоха. — Твоего зовут Роман Федоровский. Он вроде как из спонсоров.

— Спасибо, родной!

И, послав Севе воздушный поцелуй, я устремилась к теперь уже бывшему незнакомцу.

— Роман, — наконец-то смогла я назвать его по имени. — Извините, ради Бога. Думала быстренько обернуться, но вот, видите, задержалась.

— Я уж боялся, вы вообще не придете.

Он радостно улыбнулся. Надо же, столько времени терпеливо ждал и все еще рад!

— Вы тут без меня не скучали? — Обычно не люблю ханжить, но на что не пойдешь, скрывая свои маленькие хитрости.

— Стыдно сказать, но не успел. Фотограф ко мне прицепился. На редкость противный и наглый тип. — Он брезгливо поморщился. — Ладно бы просто снял меня и отвалил. Хотя зачем я ему понадобился, ума не приложу. Я не творец, не звезда и даже не спонсор.

— Кто же вы тогда? — улыбнулась я.

— Всего лишь скромный представитель спонсора, и отнюдь не на высшем уровне. Так вот, мало того, что он меня снял, ему еще за жизнь со мной поговорить приспичило. Еле отделался. Буквально перед вашим приходом.

— Ну и хорошо, значит, вас развлекали.

— Нет, ему явно что-то от меня было нужно. Загадочная история, — он никак не мог успокоиться. — Очень странный и даже подозрительный тип. Вы, Юленька, кстати, его не знаете?

— Тут несколько фотокорреспондентов, — прикинулась я дурочкой, одновременно радуясь, что Севка ему не понравился. Для меня это — как положительная характеристика. Конечно, встречались и мерзкие типы, которых от Севы тоже тошнило, но ни одному из известных мне приличных представителей рода человеческого он точно не приходился по душе. — Вы мне его опишите, Роман, — попросила я.

Он на мгновение задумался:

— Ну знаете, такой высокий, тощий, на голове лысина, а на затылке хвост.

— Кажется он то ли на «Жизнь», то ли на «Мир новостей» работает. Настоящий папарацци. Держитесь от него подальше. Обожает делать компрометирующие снимки, — сделав вид, будто едва вспоминаю «сердечного друга», я про себя мстительно добавила: «Получи, фашист, гранату!»

— На меня? Компромат? — совсем успокоился Роман. — Что я, шишка какая-нибудь? Я свободный, неженатый, высоких постов не занимаю… Чем меня можно скомпрометировать, особенно в таком публичном месте? По-моему, этот ваш папарацци меня с кем-то перепутал.

— Наверное, вы правы, — рассеянно откликнулась я, наматывая на ус информацию: свободный, неженатый… Великолепно! Еще хорошо бы понять: просто так об этом обмолвился или специально — для меня? Последний вариант, разумеется, предпочтительней. Впрочем, в любом случае я теперь знаю, что поле деятельности открыто. Насчет высоких постов, конечно, лучше бы занимал. А какой занимает? Полагаю, средний. Для низшего слишком хорошо выглядит. Гад Севка, пятнадцать минут неизвестно о чем с ним трепался, а самого главного не выяснил. Удивительно. И не похоже на него. А может, выяснил, но из вредности мне не сказал? Чтобы я помучилась. Ну, ничего. Сама узнаю. Главное, он меня дождался, не сбежал. Стало быть, интерес имеет место.

— Ну, Юля, теперь вы готовы? Уходим, пока нам кто-нибудь не помешал. А то, глядишь, еще один папарацци на горизонте объявится. Вы-то не боитесь, что вас скомпрометируют?

— Я тоже человек свободный. — Хорошо, когда удается сообщить такое как бы невзначай!

Он ничего в ответ не сказал, но лицом отреагировал как надо. Неплохо для начала, неплохо.

Мы начали пробираться к выходу.

— И в какое же уютное место вы меня ведете? — уже на улице поинтересовалась я.

— Есть тут одно, — загадочно проговорил он. — Неподалеку.

Тот вечер, проведенный в маленьком и действительно уютном ресторанчике, и положил начало нашим отношениям. Сперва мы просто встречались, постепенно все больше узнавая друг о друге. Оба мы испытали некоторое разочарование, выяснив, что и он, и я не москвичи. Однако, с другой стороны, это нас и сблизило. Нам обоим приходилось бороться за место под неласковым московским солнцем.

Мы оба приехали сюда учиться. Роман из Краснодара, я из Тулы. И оба после защиты дипломов остались здесь. Смысла возвращаться домой мы не видели, ничего нас там не ждало. В Москве куда больше возможностей. Тут все росло, развивалось, все деньги стекались сюда.

Здесь клокотала жизнь, и шансы на успех казались безграничными. За пять лет учебы в Москве мы оба привыкли к столичной жизни, прикипели к ней и заболели, словно заразившись ритмом огромного мегаполиса размером с иное европейское государство. И оба почувствовали: пути назад нет. Отступление сродни поражению. Все что угодно, только не это. Как в старом, еще советском анекдоте, где попугай умоляет хозяина хоть тушкой, хоть чучелом, но увезти его на Запад. Наши желания были намного скромнее: остаться в Москве.

И мы остались. Нам удалось. Я продолжала работать в газете, куда устроилась еще студенткой. Потом мне вдвойне повезло. Уйдя из общежития, я нашла комнату, которую сдавала в своей квартире пожилая вдова одного недавно умершего классика советской литературы. Вдова сильно нуждалась и искала через знакомых надежного человека, такого, чтобы не обворовал, регулярно платил, при необходимости помогал по хозяйству и к тому же был бы приятным компаньоном. Дочка старушкиной подруги работала со мной в газете и, узнав, что мне требуется жилье, организовала нам встречу — к нашему взаимному удовольствию.

Если работа помогла мне найти жилье, то жилье, в свою очередь, очень помогло с работой. Вдова оказалась человеком чрезвычайно общительным, и в ее доме я познакомилась с множеством известных людей, которые меня просто так даже на порог не пустили бы. А так мне удалось взять интервью у нескольких знаменитостей, которые категорически отказывались встречаться с журналистами. Мои акции начали расти. А с ними выросли и должность, и зарплата. Вдова тоже души во мне не чаяла, и к лету я удостоилась чести быть вывезенной на ее личную дачу в Переделкино. Там круг моих знакомств еще больше расширился. Бедная, но гордая вдова держала в большом секрете, что я живу у нее за деньги, и выдавала меня за свою любимую двоюродную племянницу, тем самым стирая барьеры, которые иначе могли бы возникнуть между ее знаменитыми знакомыми и никому не известной молодой журналисткой.

Постепенно я сделалась чуть ли не ведущим журналистом в области культуры и искусства. Знакомство цеплялось за знакомство, один юбилей за другой или за торжество по поводу присуждения премии и так далее, и тому подобное. Иногда мне даже начинало казаться, будто я родилась в Москве. Я всех-всех знала, весь культурный «бомонд»! И все же я оставалась чужой. Когда умерла вдова, мне это сразу дали почувствовать. Квартира досталась в наследство ее настоящей племяннице, и та выставила меня на улицу даже не в двадцать четыре часа, а буквально в одночасье. Пока я собиралась, милая женщина не отходила от меня ни на шаг, следя, как бы я ненароком чего не присвоила. А ведь за те несколько лет, что я жила у вдовы, племянница ни разу ее не навестила. Батона хлеба не принесла! Зная притом, что квартира завещана ей!