На тысячи осколков - Елена Сокол

– У тебя крутые колготки. Не только сегодня. Всегда, в общем. И ботинки. Да, мне нравятся твои ботинки. Прикольные.

– Они… э… – я опустила взгляд на обувь. – Красные.

– Да. Ты никак не вписываешься в местный колорит, и это круто, поверь. Здесь тухло, все вокруг тухлые, и так мало необычных, ярких ребят. – Тина рассмеялась, и это заставило меня улыбнуться. – Пойдешь в столовку? Ужасно хочется есть, слона бы съела.

Она снова рассмеялась, и я кивнула.

* * *

Я прочла эти строки, когда вернулась домой из школы. В тот момент я еще не знала, что они изменят всё…

Это «да» застучало в висках с такой силой, что я даже не сразу расслышала, что мама меня зовет.

– Смотри, опять эта кошечка, я начинаю к ней привыкать, – донесся до меня обрывок фразы. – Придется поставить тебе миску, дорогуша.

– Я сейчас.

Скинув куртку и ботинки, я поспешила наверх.

Не хотелось, чтобы кто-то увидел меня в этот момент.

Каждый вдох давался мне с трудом. Сердце стучало в неистовом ритме, руки холодели.

Раз он написал мне, значит, я ему понравилась?

Дышать стало трудно!

Я медленно отложила телефон и на негнущихся ногах подошла к двери, возле которой только что бросила рюкзак. Опустилась перед ним на колени. Дрожащими пальцами прикоснулась к потертому брелоку в виде красного кеда с белой подошвой, прикрепленному к собачке замка. И, почувствовав покалывание в затылке, закрыла глаза.

Воспоминания налетели вихрем картинок, и сердце сразу заколотилось как бешеное.

Это всё правда.

Он был там. Кай стоял напротив и смотрел мне в глаза. У него получилось! Он нашел меня в прошлом, и это изменило будущее.

Господи…

Справившись с головокружением, я взяла со столика телефон. Как же хорошо, что в переписке не нужно говорить всё самое важное, а можно просто написать. Потому что у меня язык от волнения присох к горлу.

Кай

1 марта

О на меня помнит. По всему телу пробежали мурашки. У нее мой брелок. Герда не выкинула его, а это однозначно прекрасный знак. А еще, черт, теперь я уверен, что влюбился. В ее глаза, в ее тихий голос. Она стала реальной. Она почти стала моей. Совсем скоро мы найдем выход и встретимся. Этот темный лабиринт, по которому мы уже бежим друг к другу, когда-то закончится.

У меня есть маленькая привычка, которая осталась с детства: в первый день весны я подбегаю к окну, чтобы убедиться, что эта самая весна наступила. Мне хочется увидеть, как тает снег и пробивается зеленая трава.

Но каждый год первого марта я вижу сугробы. И этот год не стал исключением. Я поежился и побежал в душ с мыслью, что я и есть та трава, которая после долгой зимней спячки пробивается к теплому солнцу. К Герде.

Я написал ей маленькое сообщение, включил «Still Loving You» и выкрутил кран горячей воды.

* * *

– Воскресенье, а ты дома! – Мама была в приподнятом настроении.

– А это плохо? – улыбнулся я, пережевывая гуляш.

– Наоборот, хорошо! Хоть пообедаем всей семьей.

– А экскурсия тебе как? – спросил папа. Родители, кажется, решили побыть взрослыми. Осталось послушать какую-нибудь нотацию, и можно будет расслабиться.

– Норм, – кивнул я в ожидании какой-то нотации, но ничего не произошло. Подозрительно.

– А с репетициями как? – продолжил папа расспросы.

А об этом я готов был говорить. Тут не надо из меня тянуть информацию.

– Если честно, ощущение, что мы сейчас в лучшей форме. Мы начали чувствовать друг друга. Репетиции уже похожи на концерты. И тексты пишутся легче.

– Что-то или кто-то вдохновляет?

– М-а-а-м! – вот и исчезло мое желание что-то рассказывать. – Жизнь, только жизнь и вдохновляет.

– Извини! – мама положила свою руку на мою. – Я все время забываю, что вы с отцом молчуны. Если бы в «Белоснежке» было на два гнома больше, то вас бы звали Молчун Старший и Молчун Младший.

Мы с отцом переглянулись. Не такие уж мы и молчуны. Даже друг с другом разговариваем.

– А вообще, скоро мы будем выступать на дне рождения «У Моник», – с гордостью сообщил я.

Теперь переглянулись родители. Хитро. Неужели я сболтнул что-то лишнее?

– Сейчас? – спросила мама у отца.

– Что сейчас? – в моем голосе слышалась паника, которую я не мог скрыть.

Но мой вопрос остался без ответа. Отец молча встал и ушел в родительскую спальню. А я начал максимально быстро вспоминать, что я мог натворить. Но ничего криминального на ум не пришло. Вполне себе положительный сын. Но чувство было такое, что я выхожу из магазина без покупки. Ты ничего не украл, но боишься, что рамки запищат.

– У нас для тебя небольшой подарок, – папа вернулся в кухню, держа что-то за спиной.

– Мы не знали, когда тебе его подарить, но, похоже, сейчас самое время.

Папа вытянул руку и протянул мне огромный сверток в форме гитары. Упаковочная бумага была вся разрисована белыми снежинками. Если это не гитара, то это ужасный розыгрыш!

Я подскочил к папе, обнял его, забрал подарок, поцеловал маму в щеку и принялся аккуратно снимать бумагу, молясь, чтобы родители не травмировали струны, пока упаковывали.

– Этого не может быть… – Я открыл это совершенство. Фиолетовая электроакустическая гитара. Корпус из ели. Я вдохнул аромат. Так пахнет хорошая музыка. – Но как? Она же безумно дорогая…

– Ну, она подержанная, – немного стесняясь, ответил папа и зачем-то попытался оправдаться. – Но совсем недолго была в использовании.

– Это не имеет значения! Она прекрасна!

– Боже. – У мамы навернулись слезы.

– Сын, если бы мы знали, что ты так будешь рад подержанным вещам, то не покупали бы тебе каждый год новый телефон, – папа засмеялся и потрепал меня по волосам. Ладно, сегодня можно.

– Это лучший подарок, – я погладил гитару и ударил по струнам. – Честно! Спасибо вам.

– Кстати, мы хотели сходить в кино. Я так понимаю, ты останешься дома? – хитро улыбнулась мама.

– Да! Я к себе! – бросил я и ускакал к себе на чердак.

Кажется, я теперь люблю воскресенья. Я послушал гитару. Настроил ее.