На тысячи осколков - Елена Сокол

Я сел на кровать и наклонился на стену. Не могу перестать любоваться ею. Редкий экземпляр. Фиолетовый цвет так красиво переливается на свету.

Я перевернул гитару, чтобы оценить обратную сторону. А что это? Присмотрелся… В самом низу гитары, по краю, было аккуратно выцарапано имя – Тюр. Меня бросило в жар. Фамилия Герды. Я схватил телефон и начал листать нашу огромную переписку. Вот оно. Она говорит, что ее отец был музыкантом. Неужели?..

Это только в кино так бывает. Я не верил в происходящее. Неужели это не сон?

У меня перехватило дыхание. Я погладил гитару. Тюр. Это сделала Герда. Кажется, вот и пришла весна – я почувствовал, что во мне распускается новая жизнь. Может, это бабочки в животе, о которых все говорят?

Герда

1 марта

Э то было очень странно. Множество нитей будто специально сходились в одной точке, связывая нас все крепче и крепче. А теперь еще и это. Гитара папы. Мама сдала ее на аукцион перед отъездом. Нам казалось, так будет правильнее для всех. Инструмент получит новую жизнь и будет радовать другого хозяина, а мы избавимся от необходимости смотреть каждый день на вещь, которая навевает воспоминания, причиняющие боль.

И теперь гитара оказалась у Кая.

Словно мой отец сам хотел, чтобы она досталась ему. Словно он сам ее ему передал. Иначе как понимать тот факт, что инструмент попал именно Каю в руки? Да и вообще, всё происходящее было настолько нереальным – начиная от нашей связи сквозь время, заканчивая кучей совпадений, что я всё больше тревожилась. Ведь очевидно же, что Вселенная делала это всё не просто так. Тогда с какой целью?

Что, если люди, предназначенные друг другу, все равно встречаются – рано или поздно? Что, если вся эта цепочка невероятных событий нужна была лишь для того, чтобы мы с Каем нашли друг друга? Иначе я отказываюсь от всякой ответственности за свой разум, потому что уже совершенно ничего не понимаю!

Мне все время хочется кружиться по комнате и напевать дурацкие песенки. Возможно, я немножко схожу с ума. Совсем капельку! Я вижу Кая во сне и представляю нас вместе наяву. Воображаю, как мы держимся за руки, когда идем по весенней улице, и целуемся, оказавшись наедине в моей комнате. Или в его. Или не наедине, а в окружении шумной толпы. Да плевать где! Я просто вижу нас вместе. Постоянно.

Честно? Романтичная сторона моей натуры, о которой я даже и не подозревала, разрастается до пугающих размеров. У меня не получается себя контролировать. Может, это всё враки, но героини книг именно так себя и чувствуют, если влюбились. Значит, и реальные люди тоже? Да по-любому! И музыка сердца заглушает слова. И окрыленные чувствами влюбленные парочки, как пьяные, смотрят на мир и видят только хорошее. Самое лучшее!

* * *

– Поэтому ты и не хочешь выучиться на врача? – Словно сквозь пелену до меня донесся голос Йорге.

– Что? – Я повернулась к нему.

Вот черт. «Эй, Герда, спустись с неба на землю!»

Мне пришлось потрясти головой, чтобы избавиться от розовой дымки видения, в котором Кай, склонившись к гитаре, извлекал из струн пальцами самые чудесные на свете звуки, а я, импровизируя на ходу, напевала что-то забавное.

– Я говорю, – улыбнулся он, закончив раскладывать по местам медицинские расходники, – ты так увлечена творчеством. Именно поэтому и не рассматриваешь поступление на медицинский? Или ты могла бы стать хорошим ветеринаром, как твоя мать.

Я поморщилась, приказывая беспечности отпустить меня хоть на секунду.

– Творчеством?

– Ну да. Ты сегодня опять весь день что-то поёшь себе под нос.

– Правда? – сглотнула я.

– Ага. И у тебя хорошо выходит.

– Спасибо. – Мои плечи приподнялись и опустились. – Раньше я занималась в студии и пела в хоре. Но с тех пор, как умер па… – Внезапно стало тяжело дышать. Такое случалось всякий раз, когда речь заходила об отце. – Па… – Я глубоко вдохнула и выдохнула. – С тех пор как умер папа, я не пою.

– Но голос так и просится на волю. – Йорге мягко улыбнулся и развел руками. – Возможно, тебе стоит позволить.

– Что?

– Позволить музыке литься свободно, – пожал плечами он. – Людям это нужно. Например, мне. Вот я смотрю на тебя, как ты улыбаешься, слышу, как ты поёшь, и чувствую, будто мне снова шестнадцать. Я бегу под дождем к своей Марите с букетом полевых ромашек, и мы долго целуемся, пока оба не промокаем насквозь.

– Ого.

– Да.

– Марита – это… ваша жена?

– Да. Любовь всей моей жизни. Мы шестьдесят пять лет вместе, представляешь? Столько не живут.

– Ничего себе!

– Да, такой я древний. А она все еще красотка, каких мало. Клянусь. И печет самые вкусные брецели в городе. И любит меня. – Йорге мечтательно уставился в окно, за которым первые весенние лучи купали в золоте заснеженные улицы. – Даже несмотря на мою лысину, хромоту и обвислую задницу, похожую на сдутый шарик. Святая женщина!

– Бросьте, Йорге, вы все еще красавчик!

И мы рассмеялись.

– Похоже, на сегодня всё, – сказала мама, выйдя из своего кабинета. – Ты готова, Герда?

– Да, – ответила я и тут же осеклась. – Ой, только протру стойку ресепшена, а то чуть не забыла!

– Она добрых полчаса стояла тут с тряпкой, натирала стойку и удивительным образом об этом забыла, – заговорщически прошептал Йорге. – Ох, молодость!

– Просто я задумалась, – хихикнула я, вспомнив свои фантазии, неизменным героем которых был Кай.

– И напевала. Да еще как! – Он повернулся к маме. – Дорогая, почему ты не говорила мне, что твоя дочь так чудесно поет?

– Боялась сглазить, – тихо ответила мама, взглянув на меня с теплотой. – Я так давно не слышала ее пения, что сейчас эта радость кажется такой хрупкой.

– Перестаньте говорить обо мне! – деланно проворчала я, полируя столешницу. – Неужели нет больше тем?

И сама вдруг задумалась о хрупкости своего счастья.

Есть Кай из прошлого, и есть я. Если мы нравимся друг другу, что удерживает Кая из будущего от того, чтобы подойти ко мне в школе? Или почему он не может прийти ко мне домой? Чего мы до сих пор ждем?