Бандит Ноубл Солт - Эми Хармон

Да, все так и было, но лавка в тот день уже закрылась, а ему нужен был комбинезон, и он не мог пропустить из-за этого полдня работы. Он оставил записку, написал свое имя и пообещал заплатить за комбинезон, когда вернется за покупками через неделю. И заплатил, как и обещал, но прежде Па его выпорол, хотя он и рассказал, как было дело. А еще мистер Вудард подал в суд, и шериф с заместителями явились на ферму к Паркерам и арестовали его при всех братишках и сестренках, на глазах у матери, словно он перестрелял кучу народу. Судья, конечно, закрыл дело, но Бутч с тех пор невзлюбил представителей власти.

Ему никогда не забыть неудовольствия в глазах Па, когда он спустя шесть лет снова попался. И слез, которые выплакала его мать, когда он оседлал коня и уехал, зная, что, если останется, всегда будет грязным бедняком, разочаровавшим и себя, и всех, кто только взглянет в его сторону, самым жалким из всех старших братьев в родной долине.

Он родился в прекрасной долине – всюду вокруг высились лиловые горы, а между ними тянулись широкие, заросшие цветами луга, через которые текли ручьи и речушки. Сильнее всего он скучал теперь по матери и по родным местам. Он скучал по ним даже сильнее, чем по отцу, братьям и сестрам. Царившая там тишина успокаивала его, усмиряла тягу к странствиям.

Жаль, что долину нельзя было взять с собой.

Можно брать с собой людей. И вещи. Но не места. Если любишь землю, придется на ней осесть. Но он не был готов осесть даже в долине, где его сердце пело, а сладкий ветер ласкал лицо.

И все же он скоро ее увидит.

Когда он вышел на верхнюю палубу, навстречу ему рванулись морской воздух и солнечный свет, и восторг снова поднялся волной у него в груди, обжег горло. В голове закрутились слова, подобные обрывкам молитв, но он решил не вытаскивать свою книжечку. Скоро дадут гудок. Он хотел услышать его, стоя у ограждения.

9

Увези меня.

Не думал, что я вернусь.

О плачь же, плачь же.

Какое-то время у него ушло на то, чтобы сориентироваться, найти дорогу на верхнюю палубу. Лайнер был огромным и несравнимо более роскошным, чем все корабли, на которых Бутч путешествовал в жизни. От него пахло новизной – деревом, штукатуркой, свежей краской. В Боливию они добирались на ископаемом пароходе, где им с Сандэнсом досталась одна на двоих койка в каюте третьего класса. Сандэнс проспал больше, чем полагавшаяся ему по всей честности половина пути, и Бутч был вынужден слоняться по палубе. Вторую койку занимала Этель, и Бутч порой просто не мог попасть в свою каюту – его попутчики запирали дверь изнутри.

Заметив наконец Джейн и Гаса, он вновь потрясенно замер. Оба, и мать, и сын, стояли к нему спиной, одетые в белое, хотя путешествовать в белом не слишком практично. Бутч не знал, высок ли Огастес для своего возраста или, наоборот, слишком мал, но со спины он выглядел как любой хорошо одетый маленький джентльмен. У ограждения рядом с ними никого не было. Пробел футов в шесть отделял Огастеса от ближайшего махавшего провожающим пассажира. Да, они и вправду казались странной парой – женщина изумительной красоты, пусть даже на голове у нее и сидела шляпа, чем-то походившая на мухомор, и мальчик с лицом, которое до конца жизни будет для него источником страданий. Лицо Огастеса ошеломляло, и Бутч задумался, будет ли он всякий раз внутренне вздрагивать, увидев его, или со временем привыкнет и перестанет замечать, как перестал замечать лицо матери или отца, да даже собственное отражение.

А потом Огастес обернулся, словно почувствовав его взгляд, и его бордовая щека дернулась вверх в кривой улыбке.

– Мистер Солт!

Густые, старательно причесанные волосы Джейн почти полностью скрывала атласная шляпа цвета темного шоколада. Того же цвета был пояс, перехватывавший ее стан прямо под грудью. И пояс, и шляпа вторили цвету ее глаз, которые она подняла на него теперь и в которых он прочел смесь надежды и осуждения.

– Мэм, – произнес он, подходя ближе. Чуть склонил голову, коснулся полей своей шляпы: – Огастес.

Огастес бросился к нему и, обхватив руками за пояс, прижался лицом к его груди:

– Мистер Солт, я знал, что вы приедете. Мама не верила, но я точно знал, что вы приедете.

Тронутый теплым приветствием, Бутч потрепал мальчика по спине, и тот, моргая, поднял к нему лицо, озаренное робкой улыбкой. В этот миг где-то в недрах гиганта, у них под ногами, заревел корабельный гудок, разнесшийся далеко над водой. Махина начала медленно разворачиваться, и ветер, переменившись, с внезапным раздражением хлестнул их по лицам и сорвал с головы Джейн ее огромную шляпу.

Джейн, вскрикнув, потянулась за шляпой, но ветер взвыл и понес ее прочь. Джейн покачнулась, перегнулась чересчур далеко за ограждение, и Бутч вместе с Огастесом, по-прежнему обнимавшим его за пояс, рванулся за ней. Она замахала руками, теряя равновесие, но он ухватил ее за платье у самого ворота и притянул назад, прямо к бедняге Огастесу, теперь зажатому между ними.

Не успел он выпустить ворот ее платья, как она уже расправила плечи и крепко взялась обеими руками за ограждение. Огастес завозился, пытаясь выбраться на волю, и Бутч отступил, отпуская и его, и ее.

Все трое смотрели, как шляпа парила и ныряла, покачиваясь на ветру, словно воздушный змей, а потом осела на волны.

– Мне нравилась эта шляпа, – огорченно сказала Джейн.

– Ты чуть не упала за борт, мама! – упрекнул Огастес.

– Да. Что ж, мистер Солт уже оправдал свое присутствие, – заметила она, заливаясь румянцем. – Спасибо вам, мистер Солт. – Она качнула головой в его сторону, но не взглянула в глаза.

Сердце по-прежнему прыгало у него в груди. Он подумал, что и она тоже еще не успокоилась.

– Я не слишком хорошо плаваю, – предупредил он сухо. – Если вы упадете за борт, я прыгну за вами, но, скорее всего, мы оба утонем. Там глубоко, и лететь долго.

– Я учту это, сэр.

Манера, в которой столь многие женщины нынче укладывали волосы, напомнила ему о грелках, которые Ма прикладывала им к головам, когда у них болели