Безумное влечение - Кайли Кент

к другой стороне кровати, но там никого нет. Вчерашние события обрушиваются на меня, как товарный поезд. Что, черт возьми, я делаю? Неужели при аварии я так сильно ударилась головой, что совсем потеряла рассудок?

Доминик признался в убийстве людей, и все же я проспала всю ночь в его объятиях, чувствуя себя в большей безопасности, чем когда-либо. Со мной что-то не так. Или я просто так отчаянно нуждаюсь в той любви, которую он мне предлагает? Любви, которая окутывает тебя, как большое защитное одеяло, любви, которая бывает только раз в жизни. Такой, какая изображена в "Ромео и Джульетте".

Ладно, не самый лучший пример, учитывая, как у них все сложилось. Но я хочу знать, что они чувствовали до того рокового дня. Что заставило двух людей пожертвовать своими жизнями, раз они не могли вынести мысли о разлуке?

Потом я вспоминаю, что Доминик бросил меня в той больничной палате. Повернулся ко мне спиной и ушел. Он не может быть моим Ромео. Он ушел и прекрасно жил без меня.

Аргх…

Я сбрасываю одеяло и встаю с кровати. Мне нужно найти способ добраться домой. Я не могу здесь оставаться. Он волен заниматься чем хочет, и ему не нужно, чтобы я сидела и ждала его. Я могу поехать к родителям. У них достаточно охраны, и там со мной все будет в порядке.

Сходив в туалет, я отправляюсь на поиски своего похитителя. Может, мне удастся ударить его по голове? Подтащить его тело к чертовой двери и открыть ее пальцем, пока он будет без сознания?

Как только я вернусь в город, то запишусь на занятия Хоуп. Мне нужно знать, как хотя бы немного защитить себя.

Доминика я не нахожу. Зато вижу, что входная дверь распахнута настежь. Чем ближе я подхожу, тем громче становятся звуки волн, разбивающихся о берег. Я оглядываюсь, словно ожидая, что Доминик выскочит из тени и захлопнет дверь. Затем я делаю глубокий вдох и переступаю порог. Я смотрю вниз, на пляж, и замечаю, как Доминик возвращается к дому.

Я должна бежать. Это мой шанс сбежать, верно?

Тогда почему мои ноги словно приклеены к полу? У меня в животе порхают бабочки, когда я вижу Доминика без рубашки, идущего в мою сторону с доской для серфинга под мышкой. На нем шорты для плавания, которые облегают его мускулистые бедра. По его торсу стекают капельки воды, и мои трусики мгновенно промокают от этого зрелища. В этом мужчине есть что-то такое, от чего у меня захватывает дух. Я сжимаю бедра, и губы Доминика слегка подрагивают. Он уже у подножия лестницы. Он прислоняет доску для серфинга к перилам, и, перепрыгивая через две ступеньки, оказывается прямо передо мной.

— Доброе утро, — говорит он.

— Доброе утро. — Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

— Как спалось? — Спрашивает он.

— На удивление, не плохо, учитывая, что меня похитили и все такое.

— Хорошо, — говорит он, наклоняясь и поднимая полотенце с земли. Он встряхивает его и затем вытирает им тело. — Ты голодна? Я приготовлю тебе поесть.

— Я бы лучше пошла куда-нибудь позавтракать, — говорю я ему.

Он смеется.

— Да, не сомневаюсь. — Затем он обходит меня и заходит в дом.

Я могу убежать, напоминаю я себе. Хотя я абсолютно уверена, что он погонится за мной, если я это сделаю. Я наблюдаю, как он начинает доставать ингредиенты и раскладывать их на кухонном столе.

Откуда взялась вся эта еда?

И тут я замечаю его руку.

— Что случилось с твоим гипсом? — Спрашиваю я его.

— Он мешал, поэтому я его снял, — говорит он, пожав плечами.

— Не думаю, что сломанные кости так заживают. Не стоило снимать его, — говорю я ему.

Он ухмыляется мне.

— Ты беспокоишься обо мне, Пчелка?

Я усмехаюсь.

— Нет, я просто думаю, что это глупо – снимать гипс, пока кость еще не срослась. — Я знаю, что лгу и себе, и ему, но мне все равно. Я пока отказываюсь раскрывать все свои карты. — Кстати, как ты вообще умудрился сломать руку? — Спрашиваю я его.

— Авиакатастрофа, — говорит он.

— О... прости.

— Это не твоя вина.

Мои брови сходятся на переносице. На тех фотографиях, которые я видела, он выносил меня из самолета.

— Как ты вынес меня из самолета, если у тебя была сломана рука? — Спрашиваю я.

— Никакая боль не помешает мне помочь тебе. — Его взгляд пронзает меня насквозь, и, клянусь, он будто заглядывает мне в душу.

Может ли он понять, как сложно мне разобраться в своих чувствах к нему?

Я разворачиваюсь и выхожу на улицу. Я не хочу, чтобы он знал, как странно я себя чувствую. Я не знаю, что это такое. Определенно вожделение. Но не любовь. Я хочу сказать, что нужно быть слепой, чтобы не испытывать вожделение к этому мужчине.

Я сижу на верхней ступеньке и смотрю на волны. Погода стоит теплая, но еще не слишком жаркая, поэтому приятно посидеть на солнышке. Здесь царит странное умиротворение. Как бы мне ни хотелось сбежать и вернуться в город, я вроде как хочу остаться. Есть определенная привлекательность в том, чтобы отгородиться от реальной жизни.

Не знаю, как долго я здесь сижу, когда появляется Доминик с тарелкой еды.

— Тебе нужно поесть, — говорит он.

Я смотрю на порции яиц, бекона, картофельных оладий и фасоли.

— Где ты взял столько еды? — Спрашиваю я его.

— Мне доставили ее сегодня утром, пока ты еще спала.

— Но ты же сказал, что мы находимся в сотне километров от города. Неужели кто-то доставил тебе еду сюда?

— Когда у тебя достаточно денег, ты можешь получить все, что угодно. Ты же знаешь.

Я беру тарелку из его протянутой руки. Я не идиотка. Если я буду морить себя голодом, то ничего не добьюсь.

— Я хочу домой, — говорю я ему.

— Почему? — Спрашивает он меня.

— Что значит почему? Потому что я хочу. Вот почему.

— Почему именно ты хочешь вернуться домой? Или это мысль о том, что ты должна хотеть уехать, заставляет тебя так говорить?

Я обдумываю его вопрос. В его словах есть смысл, но я не буду ему об этом говорить.

— Я думала, твоя специализация – бизнес, а не психология. — Я